Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
плечи двух людей – Лены Габец и Кати Дураевой.
В вестибюле перед началом ходили актрисы с лукошками, полными красной клубники. Это зимой-то! Где-то стоял бочонок с солеными огурцами. Мы ничего этого не видели, быстро поднялись на второй этаж в мою гримерную, чтобы Лёня мог перед началом отдохнуть, посидеть; стоять было уже трудно. К сожалению, за суетой о виновнике празднества администрация забыла, и мы долго ждали, пока наконец найдут ключ и откроют гримерную, но эта обидная ерунда быстро забылась, потому что в зале мы были окружены Любовью.
Лёня смотрел на сцену, часто – я видела – «уходя в себя». Через короткое время его ожидала операция.
С этим грузом он глядел на своих любимых на сцене.
После праздника мы еще часа три общались с нашими друзьями уже у нас дома, где обычно происходило чудо; Лёня преображался, усталость улетучивалась, на щеках появлялся румянец, откуда-то появлялись силы.
Когда к концу 1995 года Лёня почувствовал себя совсем плохо, в нашей жизни появился Лёня Ярмольник, который устроил нас в санаторий «Сосны».
Лёня ходит, еле передвигая ноги, ночью он уже только с моей помощью может повернуться на другой бок. С ужасом видя, как его оставляют последние силы, я уговариваю его сделать анализы, и он – слава тебе, Господи! – соглашается.
Если бы мы этого не сделали…
Дня через три после этого главный врач вызывает Ярмольника к себе в кабинет и сообщает, что Лёне осталось жить чуть ли не несколько дней и что его нужно срочно забирать из санатория.
Какое счастье, что я тогда не знала о разговоре, который произошел в кабинете главного врача! На следующий день мы с Ярмольником почти повисшего на наших руках Лёню сажаем в машину и едем в НИИ трансплантологии и искусственных органов, к директору – академику Валерию Ивановичу Шумакову, который принял нас и благодаря которому позднее Лёне были сделаны две сложнейшие операции хирургом Яном Геннадиевичем Мойсюком.
И именно здесь, в Шумаковском центре, был поставлен точный диагноз: почечная недостаточность и как следствие – токсикоз всего организма.
Лёня был напуган до смерти, надежды на выздоровление почти не было. Спасти почки не удалось, и 5 февраля 1997 года ему сделали операцию по их удалению. Лёня долгое время жил без почек, через день ложась на диализ, фактически прикованный к аппарату искусственной почки. Пока он лежал на диализе, я за ним записывала придуманные им строчки, которые он запоминал и потом мне надиктовывал. Так он мне надиктовал почти всю пьесу «Любовь к трем апельсинам».
В Шумаковском центре мы с Лёней прожили больше двух лет, и всегда с нами рядом был Лёня Ярмольник, окружая своей заботой и всяческим участием. С ним было не страшно – он был тылом, который давал ощущение покоя и стабильности, и каждый его приход в больницу после операции или позднее к нам домой с его шутками, анекдотами, здоровой энергетикой был всегда праздником. И благодаря его усилиям и усилиям замечательного хирурга Яна Геннадиевича Мойсюка Лёне была продлена жизнь на 6 лет.
Перед операцией по пересадке донорской почки состояние Лёниного здоровья стало заметно ухудшаться, и я запаниковала, подозревая, что врачи не захотят ее делать, опасаясь за Лёнину жизнь. Но именно успешный исход этой операции, я понимала, возвратит Лёне Жизнь.
Почти каждый день я бегала в кабинет к врачам, убеждая, что «операцию надо делать немедленно! сейчас же! потом будет поздно!». Врачи не хотели меня слушать, говоря одно и то же: что в таком состоянии, в котором пребывал Лёня, операцию делать нельзя, он ее не выдержит. Я продолжала настаивать, подкрепленная каким-то глубинным чувством, что все хорошо закончится… Ничего не помогало, как я их ни умоляла, и согласие на операцию врачи дали только тогда, когда я в письменной форме всю ответственность за ее исход взяла на себя.
В период ожидания донорской почки нас выписали из больницы, и на диализ мы уже ездили из дома.
10 октября 1997 года
Из Шумаковского центра раздается звонок.
– Срочно собирайтесь на операцию. Через час чтоб были в больнице.
И хотя звонок застал нас врасплох, мы быстро собрались и через час с небольшим уже приехали в Шумаковский центр. Сколько было волнений – не передать. В ванной я быстро вымыла Лёню, и его, накрытого простыней, повезли в операционную. Я же, как угорелая, выскочила из больницы, чтобы за время операции объехать семь храмов и поставить там свечки за Лёнино здоровье.
Потом, прибежав домой и вызвав к себе подругу – одной было страшно, я вместе с ней стала ждать звонка из больницы. Проходили часы, а его не было. Трудно передать, что со мной творилось в ожидании этого звонка. Нервы были на пределе, меня всю колотило, виски, казалось, разбухли от сердечных ударов. Ну, когда же? Когда же?!
И вдруг – он, звонок. Волшебный звонок, волшебный голос. Звонил Ярмольник, я слышала, как он был тоже счастлив.
– Не волнуйся! Операцию сделали! Все нормально.
Не вздумай приехать, тебя к нему все равно не пустят…
– Тебя же пустили?..
– Ну, меня…
Спасибо тебе, Господи! Ты услышал меня! Я вновь живу!
В этот вечер в двух местах города Москвы круто пили за Лёнино здоровье, за прекрасно сделанную операцию, пили много, запивая счастливыми слезами.
* * *
Уже на второй день Лёня начал ходить. Очень скоро вернулась внятная речь.
Глава 5
Встречи с М.С.Горбачевым
Наш сосед Сергей стоял на лестничной площадке в ожидании лифта. Лифт подъехал, раскрылись двери, выпустив человека, при виде которого он, как потом сам признался, от неожиданности чуть не потерял сознание. Этим человеком был Михаил Сергеевич Горбачев. Следом за ним вышла элегантная и красивая, как всегда, Раиса Максимовна.
Мы с Лёней только что получили новую двухкомнатную квартиру в сталинском доме, оставив государству малогабаритную однокомнатную квартиру в блочном доме. И сегодня мы ждем гостей, чтобы обмыть это счастливое приобретение. Квартира абсолютно пустая, выцветшие обои кое-где свернулись в унылые рулоны, на кухне, по всему периметру отделанной синей плиткой, в одиночестве стояла старая-престарая мойка. Она была настолько старой, что из-под нее, когда в дни ремонта ее наконец-то отодрали от пола, высыпало такое количество тараканов, что весь пол покрылся ими в одну секунду. Они развили такую скорость, что, убегая с диким визгом от этого хичкоковского ужаса, мне невольно приходилось давить их, вспоминая при этом хруст жука под каблуком из Лёниного стихотворения «Очень больно», – кошмар! И Хичкок, и Кафка – одновременно. Но это будет потом, а сегодня…
А
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
