становилось все больше и больше.
Я неловко потерла ладонь, что не ускользнуло от внимания остальных и немедленно напомнило им о том, что нам нужен был какой-то план действий. Стоило разделиться и поискать информацию, но для начала необходимо было зафиксировать все то, что мы уже знали.
А для этого нам нужен был по крайней мере…
— Я-, — попытался было напомнить о себе хозяин игорного дома.
— Если вы не возражаете, мы бы хотели воспользоваться вашим столом, — перебил его Лукьян. — И, может, у вас найдется бумага и несколько ручек?
… по крайней мере стол.
— Это по-твоему библиотека?!
— Я также умею откатывать время назад, но, к сожалению, способность ограничена примерно пятью минутами. Так что чем дольше мы сейчас с вами тут препираемся, тем меньше шансов на то, что ей удастся охватить весь нанесенный ущерб.
Лицо хозяина игорного дома пошло трещинами.
— Принеси то, что они просят! Живее! — махнул он рукой своему подручному.
— Итак, — решила я взять на себя роль ведущего на предстоящих похоронах, когда все мы расселись вокруг стола (нам даже налили по чашке кофе, который никто кроме Платона не решился пить), — что нам известно?
Евжена продемонстрировала всем лист бумаги, на котором довольно отчетливо было написано: НИЧЕГО.
— У кого есть какие-нибудь идеи?
Вверх взметнулось сразу несколько рук.
— Не включающие в себя поджог.
Рука Гордея опустилась.
— Убийства.
Платон принялся обиженно колупать поверхность стола.
— Манипуляции и шантаж.
Евжена и Лукьян также опустили руки.
— Хорошо, — протянула я. — Давайте послушаем, что предлагает Иларион.
— Я предлагаю призвать Темного Писаря.
За столом повисла тишина.
— Ты же понимаешь, что ты сейчас буквально объединил все то, что я просила исключить из списка?
Впрочем, других идей у нас все равно не было.
— А как же откат времени? — напомнил хозяин игорного дома.
Лукьян невинно округлил глаза.
— Сожалею, но вы слишком долго искали бумагу. Время уже упущено.
Хозяин игорного дома выглядел очень взбешенным.
— Мы на этой пристани, кажется, надолго, — сказала я.
Лукьян задумался.
— Ладно. Возможно, что-то и можно спасти.
К тому же, для призыва нам все равно нужно было относительно целое помещение с зеркалом.
Темный Писарь считался одним из высших демонов. Он мог предоставить призвавшему его любую информацию, но только при условии, что у того была достаточно быстрая реакция для того, чтобы вовремя прервать ритуал, а также достаточно сил и знаний для того, чтобы в принципе провести его.
Для призыва на зеркале красной помадой нужно было написать предложение с максимально возможным количеством орфографических, грамматических и лексических ошибок, зажечь свечу и произнести:
— Темный Писарь, приди и расскажи мне то, чего я не знаю. Приди, слуга истинного зла.
Иными словами, мы вызывали потустороннего репетитора по мариийнскому языку, который страшно любил отклоняться от темы.
В призыватели был выбран Иларион.
Во-первых, потому что ему как некроманту, проводить ритуал было бы менее энергозатратно.
А во-вторых…
— Я не безграмотный!
— Ты в приглашении на празднование дня рождения написал “Приглашаю на мое день рождение”, — отбил Платон.
— Это когда было!
— Пять часов назад!
— Почему мы занимаемся этим в туалете? — процедил Гордей.
— Потому что здесь есть зеркало. А если что-то пойдет не так, мы притопим демонюгу в унитазе. У кого есть помада? Дамы?
Помада нашлась у Евжены.
Свечи нашлись в потолочной люстре.
Иларион сделал все как полагается, и мы принялись ждать.
Минуту спустя кто-то наконец постучался в дверь.
— Репортёр Мариинского вестника, — бодро оповестил нас голос по ту сторону двери. — Наша редакция проводит исследование жизненного уклада золотой молодежи. Скажите, часто ли вы посещаете этот игорный дом? Как на это смотрят ваши семьи?
Мы все недовольно уставились на Илариона.
— И почему вы на меня смотрите? Это определенно слуга истинного зла.
Не желая, чтобы его портрет завтра красовался на первой полосе газеты, хозяин игорного дома немедленно вытолкал нас прочь.
Возвращаться в академию не имело смысла.
Для посещения городской библиотеки никто из нас так и не сподобился завести читательский билет.
— Похоже, нам остается только отправиться на двести лет в прошлое, — сказала я.
Глаза Лукьяна загорелись.
— А это можно устроить.
Это… это ведь был сарказм!
Именно так мы и оказались в поместье Хилковых.
Одном из.
Нам понадобился всего-то один круг перемещения.
— А вы ими в обычной жизни не пользуетесь что ли? — удивился Лукьян.
Всем нам было стыдно признаться в том, что мы понятия не имели как их рисовать. В конце-концов, это была программа четвертого курса.
Тяжёлые тёмно-серые каменные стены производили гнетущее впечатление, поскольку за ними практически не было видно неба. По ночам низкое и усыпанное звёздами, сейчас оно словно скрючилось в комок дешёвой блестящей ткани, забытой на полу старого подвала.
Выступы и колонны были украшены лепниной, коваными завитками и — скульптурами.
Это были уже хорошо знакомые мне крылатые посланники богини предсказаний.
С оскаленными клыками и острыми когтями. В капюшонах и жреческих рясах. С мечами, весами, перьями в лапах. Танцующие полукругом на высоком балконе, где больше не было никакого другого ограждения.
Наверное, учитывая родовую магию Хилковых, это было… логично. Но…
Лукьян завозился с замком.
— Что это такое? — осенил себя жестом божественного благословения Платон, который во все прочие дни предпочитал делать вид, что никаких богов не существует, а он строго сам по себе.
— Добро пожаловать ко мне домой, — сделал широкий жест рукой Лукьян, не с первой попытки провернув в тяжёлой двери ключ и широко распахнув ее передо мной.
Темнота за ней оскалила свою пасть.
— А спишь ты, стал быть, в гробу? — с сомнением уточнил Платон, вглядываясь в темноту из-за моего плеча. — Где тогда твой модный вампирский плащ? Ты поэтому такой бледный, да? Признавайся, на самом деле ты заманил нас сюда, чтобы выпить нашу кровь?
Люди в большинстве своем страшные скептики.
Услышав что-то не укладывающееся в тщательно намалеванную ими в голове картину мира (даже если у малевавшего были невероятно кривые руки, плохое воображение и сломанный глазомер) они с трудом соглашаются хотя бы рассмотреть возможность того, что проблемы с восприятием тут как раз у них.
С огромным трудом.
Именно поэтому, когда Лукьян сказал, что живет на дрейфующем посреди океана острове, в замке, который построил его пра-пра-прадед, человек, хоть и обладавший превосходным даром предвидения, совершенно слепой, как буквально, так и по отношению к окружающим, считавший окна чем-то излишним, имевший слабость по отношению к уродливым крылатым скульптурам и искренне ненавидящий принимать гостей и потому озаботившийся тем, чтобы начинить каждый укромный уголок замка какой-нибудь хитроумной ловушкой, мы
