Берии, следователей решительно не устраивала. 11, 12 и 14 августа Берию допрашивали по поводу зондажа условий мира с Германией, предпринятых через болгарского посла Стаменова в начале войны. Берия был очень скуп на детали, лишь подтвердив в основном показания Судоплатова, уточнив, что уступать собирались лишь часть Украины и Прибалтики, а о Белоруссии, Карелии и Буковине речи вообще не было и что зондаж предпринимался по указанию Сталина, потребовавшего никаких новых лиц, кроме Судоплатова, для контактов Стаменова не вводить. Странно, почему Берия не назвал Молотова, который должен был быть в курсе этого зондажа, и вообще каких-либо других лиц, что могло бы затянуть следствие и вообще нейтрализовать вопрос со Стаменовым, так как скомпрометированным оказался бы Молотов. Ведь Судоплатов в мемуарах прямо утверждал, что «когда Берия приказал мне встретиться со Стаменовым, он тут же связался по телефону с Молотовым, и я слышал, что Молотов не только одобрил эту встречу, но даже обещал устроить жену Стаменова на работу в Институт биохимии Академии наук. При этом Молотов запретил Берии самому встречаться со Стаменовым, заявив, что Сталин приказал вести встречу тому работнику НКВД, на связи у которого находится, чтобы не придавать предстоящему разговору чересчур большого значения в глазах Стаменова».
А вот начиная с 14 августа никаких неудобных фамилий Берия уже не называл и никаких оригинальных данных, находящихся за пределами протоколов допросов других лиц, не сообщал. В отличие от первых допросов следствие больше не касалось темы политических реформ, затеянных Берией. Тут очень трудно было бы придумать какие-то стандартные ответы. Для того чтобы оформить протоколы допросов после 7 августа, присутствие самого Берии не требовалось, тогда как в показаниях других обвиняемых конкретные и более или менее уникальные детали присутствуют до самого конца следствия. Скорее всего, Берия мог быть расстрелян между 7 и 14 августа, скорее всего, между 12 и 14 августа, из-за опасений, что на суде он может сообщить компрометирующие данные на членов Президиума ЦК КПСС или близких к ним лиц. Это произошло в бункере штаба Московского военного округа без какого-либо приговора суда, притом что следствие над его подельниками еще продолжалось. И не случайно протокол о расстреле подписали те, кто вел следствие, – прокурор СССР Р.А. Руденко и генерал армии К.С. Москаленко. Застрелил же Берию генерал Павел Фёдорович Батицкий.
В записке Руденко в Президиум ЦК от 27 ноября 1953 года об ознакомлении Берии и других обвиняемых 25–26 ноября по его делу с материалами следствия сообщалось, что лишь «Меркуловым, Гоглидзе, Мешиком и Влодзимирским были заявлены некоторые несущественные ходатайства о производстве дополнительных следственных действий (о допросе свидетелей, могущих характеризовать обвиняемых по прежней работе, об изменении квалификации их преступлений со статей Уголовного Кодекса, карающих контрреволюционные преступления, на статьи о должностных преступлениях и некоторые другие)». Как-то не верится, что Лаврентий Павлович не воспользовался этой последней попыткой затянуть следствие и судебный процесс. Скорее всего, его к этому времени уже не было в живых.
Бросается в глаза, что под актом о расстреле Лаврентия Павловича нет подписи доктора, констатировавшего смерть, тогда как под актом о приведении в исполнение приговора над шестью его подельниками подпись врача присутствует. И комендант, охранявший Берию, майор Хижняк, свидетельствует, что врача во время казни не было. Как же так, в отношении второстепенных участников заговора позаботились всё оформить в полном соответствии с юридическими нормами, а смерть главного заговорщика даже забыли удостоверить врачебной подписью. И тот же Хижняк ничего не говорит о том, что Берии доставили теплые вещи. А ведь в суд его возили, если верить официальной версии, в лютые декабрьские морозы.
Сохранился акт о кремации тел шестерых чекистов, которых судили вместе с человеком, похожим на Берию. Но акта о кремации тела самого Лаврентия Павловича в архивах так и не нашли. Может быть, поэтому в народе возникли легенды, будто тело Берии без остатка растворили в какой-то очень сильной кислоте – чтобы даже горстки пепла не осталось от палача и изменника. Вероятнее всего, труп Берии кремировали, но происходило это значительно раньше чем 23 декабря.
Все эти несоответствия можно объяснить тем, что в действительности Берию расстреляли на несколько месяцев раньше, чем его подельников, причем без какого-либо приговора суда. Поэтому не хотели привлекать врача как лишнего свидетеля такого несоответствия. Скорее всего, и предписание привести в исполнение приговор в отношении Берии 23 декабря за подписью Конева, и акт о приведении в исполнение в этот же день приговора над Берией за подписью Руденко, Москаленко и Батицкого были составлены задним числом.
У Хрущёва, Маленкова и других членов Президиума были веские основания не оставлять Берию в живых до суда. Лаврентий Павлович очень много знал такого о каждом из членов высшего партийного руководства, что они ни в коем случае не хотели доводить до сведения коллег.
Рудольф Бангерскис (Бангерский)
Рудольф Бангерскис (Бангерский) (1878–1958) был генерал-лейтенантом белой армии Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака и генерал-майором латышской армии, а в годы Второй мировой войны – группенфюрером СС и генерал-лейтенантом войск СС. Он родился 21 июля 1878 года на мызе Личкрогс Таурупской волости Рижского уезда Лифляндской губернии в семье фермера. В 1914 году Бангерскис окончил императорскую Николаевскую военную академию. В годы Первой мировой войны он дослужился до полковника и участвовал в создании латышских стрелковых полков русской армии. Во время Гражданской войны Бангерскис оказался в Сибири, где был начальником штаба 7-й Уральской дивизии горных стрелков, начальником 11-й и 12-й Уральских дивизий, с ноября 1919 по февраль 1920 года командовал Уфимской группой войск. В Вооруженных силах Российской Восточной окраины атамана генерал-лейтенанта Г.М. Семенова он командовал Уфимской дивизией, в декабре 1920 года отступил в Китай, а в 1921 году вернулся в Латвию. В 1924–1925 и в 1926–1928 годах Бангерскис был министром обороны Латвии. Затем он командовал 3-й Латгальской и 4-й Земгальской дивизиями, был начальник курсов боевой подготовки, а в 1936 году вышел в отставке. После присоединения Латвии к СССР Бангерскис под чужим именем работал старшим инспектором треста кирпичной промышленности в Риге. После оккупации Латвии работал в департаменте по вопросам юстиции в марионеточном Латвийском самоуправлении при германской оккупационной администрации. С начала 1943 года Бангерскис активно участвовал в формировании Латышского легиона СС, был произведен в группенфюреры СС и 30 апреля 1943 года назначен генерал-инспектором легиона. Однако составлявшие легион 15-я и 19-я латышские дивизии СС подчинялись Бангерскису лишь в административно-кадровом отношении. Командной власти над ними он не имел и ведал лишь
