Книга Нобелевская премия - Андреас Эшбах

– А, – сказал я. Сил у меня не было. Я почти безвольно продолжал листать альбом, осторожно касаясь тонкой, пожелтевшей бумаги газетных вырезок, многие из которых были уже старыми, десятилетней давности и старше.

Это был концентрат безумия. Религиозного безумия Толлара, дополненного безумием мира. Должно быть, он работал над своим собранием с непостижимой одержимостью: каждая страница до последнего квадратного сантиметра была испещрена вычислениями, фразами, которые читались как библейские цитаты, редкими астрономическими и прочими символами, которые выглядели значительно, но мне не говорили ни о чём.

Вот. На предпоследней странице была статья про двух мужчин, которые похитили четырнадцатилетнюю девочку и, шантажируя её семью угрозами и требованием выкупа, в течение нескольких недель насиловали её с такой жестокостью, что она, в конце концов, умерла от нанесённых увечий. И их бы ни за что не накрыли, если бы один из них не фотографировал эти злодеяния и не отдал плёнки в печать в небольшой фотомагазин, который работал ещё вручную.

Я опустил альбом и вспомнил про лабораторию моего зятя, про его распятых мышей и кислоту, которая капала на них в темноте, не переставая, и сейчас, наверное, капает, пока я тут сижу. Я мысленно увидел скальпели в раковине и вдруг подумал: омерзение к людям – вот что облегчает человеку смерть.

– Вы правы, – сказал я. – Мир действительно в руках сатаны.

Толлар совсем потерял голову.

– Да, да, да! Я так и знал. Вы поняли, кто я, не правда ли, вы поняли?

Я смотрел на него, задумавшись на какой-то момент, что за история таится за этим трагическим существованием, что довело его до того, что он упёрся в эту болезненную точку зрения.

Вместе с тем я нашёл себе извращённое утешение в том, что не один пребываю в своём ужасе. Мир был в руках сатаны. Я бы никогда не дошёл до того, чтобы применить такую символику, но в принципе она выражала именно то, что я чувствовал всю мою жизнь.

И всё же надо было как-то отвязаться от него.

Я благоговейно закрыл альбом и протянул его владельцу.

– Я понял, кто вы, Толлар Лильеквист. Но лучше не обсуждать это, и будет лучше, чтобы нас не видели вместе. У стен тоже есть уши, соглядатаи врага таятся повсюду. Каждый из нас должен вести свою борьбу как может, своими средствами.

Он посмотрел на меня, вытаращив глаза, прижал альбом к груди и кивнул, просияв.

– Вы правы, – прошептал он. – Вы абсолютно правы. Об этом я никогда не думал, но теперь… да, да… именно. – Он поднял палец. – Каждый своими средствами. Да, вот именно.

И с последним заговорщицким взглядом он встал, пошёл к двери и исчез так же, как появился.

Я закрыл глаза и навзничь упал на кровать. На мгновение воцарилась полная тишина, даже на улице.

Я всегда без труда умел обращаться с людьми, у которых был какой-то заскок, это умение было особенно ценно в тюрьме, где людей с заскоками пруд пруди. В принципе, это легко. Чем одержимее человек, тем предсказуемей он функционирует. Надо только понять, на какой тон, на какие слова, на какие сигналы и в какую сторону он двинется, и потом можно им управлять. Если в нужный момент нажать на нужную кнопку, с ним вообще больше не будет никаких проблем.

Но как раз сейчас я чувствовал бы себя куда менее потерянным, если бы рядом было хоть одно существо, настоящий собеседник, с которым можно было бы поговорить, – а не робот, управляемый простыми манипуляциями.

От тепла, окутавшего меня, которого мне так недоставало целый день, я отяжелел, и меня сморило. Я больше не открывал глаза, а предался блаженной полудреме, в которой потерял всякое чувство времени. Зимняя тьма за окном, тусклый свет старой лампочки под потолком, смутный гул уличного движения и неравномерное рш-рш-кнак! наклеенной полиэтиленовой плёнки, когда её надувал порыв ветра, – всё это сплелось в монотонный кокон, в котором протекли часы, дни или всего лишь минуты, этого я не мог сказать.

Человек… собеседник… Это не выходило у меня из головы. Я вспомнил про Биргитту, про сегодняшнее утро и вчерашний вечер, когда мы сидели за столом в её маленькой кухне. Сегодня я рассказал бы ей совсем другие вещи про зло мира, которое она не хотела признавать и на которое как можно крепче закрывала глаза.

И моё тело вспомнило её: оно ещё хранило на себе её прикосновения, помнило мягкость её груди.

Я вырвался из полусна, сел в кровати и подтянул к себе телефон. Разумеется, перед тем как покинуть квартиру Биргитты, я записал себе её номер. Привычка профессионального добытчика информации. Никогда не уходи без сведений. Не покидай с пустыми руками место, где ты был впервые. Непременно прихвати с собой что-нибудь, что облегчит тебе возвращение сюда.

Долго тянулись пустые звонки. Может, она ещё не вернулась домой? Я посмотрел на часы. Занятия в школе давно закончились, тем более в пятницу.

Вот, она сняла трубку и ответила весёлым «Да?»

И на заднем плане я услышал смех мужчины, низкий, звучный и самоуверенный.

У меня пресеклось дыхание, как будто меня ударили кулаком в солнечное сплетение. Как, однако, быстро у неё это происходит! Не прошло и двенадцати часов, а ей уже снова есть что показать портрету бывшего мужа.

Неудивительно, что её коллега, та старая ведьма, так презрительно указала мне на неё. В школе такой образ жизни не остаётся незамеченным.

– Алло? Кто это?

Я слушал не шевелясь, не способный издать ни единого звука. Она спросила ещё раз и потом с досадой положила трубку.

Я опустил телефон, нажал красную кнопку. А чего ещё я мог ожидать? Ведь мир был в руках сатаны.