Рауд усмехнулся.
— Тут все связано, баронесса. Не буду вдаваться в подробности, но есть основания считать, что кавалер Болли — фантум, вернее, был таковым, пока не вселился в тело настоящего Болли, купца, мореплавателя и отца барышни Эмелоны.
Три пары человеческих глаз уставились на него в немом неверии. А я зажмурилась. Болли — фантум? Так это он… Он чуял меня, а не старуха Гинаш! Черная ведьма, шаманка-отступница, или кто она там. Должно быть, тогда, в доме Снульва, Болли подал ей знак, что под окном оборотень. И потом, уже во дворце, когда я подглядывала за ними с Эмелоной, он ощутил мое присутствие… Я, наверное, тоже чуяла его, только не понимала этого. Рядом с Болли мне всегда было не по себе!
— Подлинное имя этого человека — Агмунд Хьяри. Его мать Гинаш Хьяри стала нянькой Эмелоны. Агмунд служил у Болли корабельным помощником, но проворовался и был высажен на острове посреди Западного океана. Достоверных сведений о его дальнейшей судьбе нет. Могу предположить, что Хьяри попытался покинуть остров, приняв звериное обличье.
Вероятно, он провел в таком виде слишком много времени и, достигнув суши, не смог снова стать человеком. Тогда он отыскал своего обидчика и сам или с помощью матери завладел его телом. Поскольку Хьяри уже не был оборотнем в полной мере, его звериное тело после этого тоже было утрачено.
Рауд положил руку мне на спину, словно говоря: с тобой такого не случится! Потом достал и развернул листок бумаги.
— Хьяри подвели мстительность и тщеславие. В городке Кайлане, на родине Болли, хорошо помнят пышные похороны его лучшего друга Агмунда. Думаю, в могиле действительно найдутся останки какого-нибудь бедняги. Но я попросил, и мне прислали копию рисунка, сделанного на надгробье. Смотрите.
Я встала передними лапами на стол. Не удивляйтесь, господа. Кошке тоже интересно, что там.
Непонятные значки, вписанные в схематично зарисованный орнамент. Широко расставленные крылышки, морда какого-то зверя… Собаки или волка с челюстью Грыза.
Сразу вспомнилась трость кавалера Болли.
— Что это за животное? — дрогнувшим голосом спросила принцесса.
— Летучий шакал. Творение темных богов.
— А надпись? — нахмурился герцог. — Я не узнаю язык.
— Дазский? — предположила Гелеона.
— Верно, баронесса. Надпись гласит: "Тому, кто был рожден летать". Хьяри больше не оборотень, не фантум, поэтому Щит сновидцев, поставленный над дворцом, не распознает в нем угрозы. Но, очевидно, какие-то способности этот человек сохранил. Кроме того, ему помогает мать. Ее настойки, бальзамы и травяные сборы открывают фальшивому Болли путь в чужие сны. Занять чье-то тело он не в силах, но может исподволь внушать расположение к себе, подталкивать людей к нужным ему решениям. Думаю, именно он стоит за всеми безумными поступками Альрика.
— Но как такое возможно?!
Герцог, принцесса и баронесса заговорили одновременно, выплескивая свое потрясение градом вопросов, восклицаний и протестов.
— Чего он добивается? — нахмурился Клогг-Скрапп. — Он уложил свою дочь в постель Альрика… прости, Ками. Он свой человек при дворе. Зачем ему побуждать мальчишку забирать чужие дары?
— Очевидно, ему мало быть отцом королевской любовницы, — Гелеона сузила глаза и вопросительно посмотрела на Рауда. — Он хочет стать зятем короля?
Тот кивнул:
— А в дальнейшем, вероятно, регентом при малолетнем внуке. Ведьма Гинаш должна позаботиться, чтобы все, кто этому мешает, покинули наш мир в удобный для его планов срок.
Принцесса тихо ахнула, и баронесса Хендевик сжала ее руку.
— Однако внезапная смерть короля, молодого, сильного, любимого народом и двором, вызовет слишком много вопросов. Другое дело, если король оттолкнет от себя ближайших сподвижников, станет причиной природных бедствий и вызовет недовольство в стране, постепенно сходя с ума от переполняющей его силы.
— Тогда его уход в мир иной воспримут как благословение богов, — мрачно закончил герцог. — И что вы намерены предпринять? Придать дело огласке? Даже если Собрание прислушается к вам и вынудит Альрика начать разбирательство, это займет месяцы, а Болли найдет способ вывернуться.
— Я намерен разоблачить мошенника на глазах короля и двора во время Ночи Всех Богов.
Рауд извлек что-то из кармана, а когда раскрыл ладонь, на ней вырос снежный шар.
— Это покажет его истинный облик. Если все увидят, что перед ними фантум, Болли конец.
Герцог, баронесса и принцесса обменялись взглядами.
— В таком случае, — вкрадчиво произнес Клогг-Скрапп, — Камелии не придется отдавать свой дар.
— Но мой дар уже отдан, — ответил Рауд. — И я не уверен, что Альрик пожелает вернуть его, даже освободившись от влияния фантума. А значит, угроза, которая толкнула вас на отчаянные меры, не исчезнет.
— Я сделаю, что должна, — прервала спор Камелия.
Рауд кивнул.
— Мы оба отдадим свои дары. Только так можно создать необходимый переизбыток силы.
— Но без магии вы не сможете использовать ловушку!
— Я сделаю это во время передачи, в самом конце, когда Альрика будет уже распирать от силы, — Рауд покачал снежный шар на ладони. — Соответственно, вы, Камелия, пойдете первой, и призвав Небею, убедите ее явить свою полную мощь.
Принцесса серьезно наклонила голову.
— Прошу вас, послушайте меня, вы оба! — Гелеона вдруг подалась вперед. — Вы привыкли покоряться воле богов, даже если она кажется несправедливой, вас так воспитали. Однако вспомните: темные боги ушли, когда люди отринули их, перестав приносить кровавые жертвы!
Она взяла за руку Камелию, а потом, потянувшись через герцога, и Рауда.
— Боги воплощают собой силы, которые мы вряд ли когда-нибудь постигнем до конца, с этим не спорит даже Зан Носса. Но как эти силы проявят себя, какой стороной обернутся, зависит только от нас. Я всего лишь человек и могу ошибаться в частностях, но уверена, что права в главном. Наши боги таковы, как мы сами. Они настолько же добры и мудры или жестоки и мстительны, как мы. А значит, мы не можем ожидать от них того, на что сами не способны.
Баронесса перевела взгляд с Камелии на Рауда.
— Если вы верите, что в Ночь Всех Богов не существует преград между нашим миром и незримыми мирами, между богами и людьми, поверьте, что преград не существует вовсе! Поверьте в себя. Вы можете все…
Ее прекрасные эйланские глаза горели, а у меня под шерстью бегали ледяные мурашки. В этот миг эйланка казалась одержимой. Словно ее устами говорила неведомая богиня — или сам Многоликий? Пальцы Камелии, стиснутые маленькой, но сильной рукой баронессы, побелели. Даже герцог Клогг-Скрапп смотрел на свою давнюю любовь с благоговейным ужасом.
Все вздохнули с облегчением, когда она разжала руки — и вдруг хитро улыбнулась:
