еще раз тебя увижу, – сказал он.
– Мм…
Я не знала, как даже самой себе объяснить, почему я пошла его искать, не говоря уже о том, чтобы объяснить ему.
«Это было глупое решение», – произнес у меня в голове Винсент, и, откровенно говоря, спорить не приходилось.
Но я не жалела.
– Спасибо, – сказал Райн.
Я неловко заерзала, радуясь, что есть чем занять руки. А что мне было ответить? Не за что?
– Если бы не ты…
Он тяжело сглотнул. Я сделала еще один шарик Ночного огня, так что теперь было достаточно светло, чтобы разглядеть все движения его лица.
И все признаки слабости.
Он вымученно мне улыбнулся:
– Принцесса, ты была права.
– Мы можем без этого обойтись?
Я произнесла эти слова резче, чем собиралась.
– Не можем. Я не могу. Я просто… Я должен тебе сказать.
– Ты мне ничего не должен.
– Айксовы титьки, Орайя! Не затыкай мне рот!
– Да ты и так его с трудом открываешь.
– Ты меня раньше не перебивала.
Я сумела выдавить из себя смешок. Он больше походил на вскрик от боли. Да и был им.
– Прости, – сказал Райн.
Мои руки замерли на полпути, зависнув над сферой света.
– Прости, – снова сказал он. – Ты была права, что велела мне уйти.
Это извинение потрясло меня, как удар. Грубое и прямое. Никакой тебе битвы чувств или эго.
– Я не хотел, чтобы ты меня таким видела, – продолжил он, – поэтому притворился, что такого меня не существует. А он существует. И я… не хочу, чтобы другие это видели. И не хотел, чтобы это видела ты.
«Я не животное», – бросил он мне вчера.
И вдруг мне показалось, что гнев в его вчерашнем голосе звучит очень похоже на стыд, который слышится сегодня.
Не люблю чувства. Эмоции переменчивы и лишены логики и не дают мне возможности ударить в них мечом. Но сейчас их было чересчур много, они просто кипели внутри моей стальной внешней оболочки.
Я ничего не сказала. Ночной огонь горел чуть ярче, вспыхивая беспорядочными языками.
– Нам надо что-то делать с твоими ранами, – сказала я.
Он не просто был ранен. Он голодал. Лечиться вампиры умеют исключительно быстро, но он не сможет вылечиться, если не получит крови.
Я покосилась на Райна. Его глаза смотрели куда-то вдаль. Я в темноте мало что могла увидеть, но его зоркие глаза, возможно, смотрели на тропинку, ведущую из пещеры наружу.
– Мне надо идти туда, обратно.
– Не дури, – фыркнула я.
Здоровым он мог бы продержаться на солнце час – может быть, дольше, если бы набежали облака, хотя было бы болезненно. А в этом состоянии? Никак.
– Тогда… Возможно, мне придется просить тебя поохотиться.
Он так произнес это, будто сами слова причиняли ему физическую боль.
– Эти животные отравлены. Ты видел, что они сделали с остальными.
– Тогда, наверное, лучше умереть здесь, – сказал он, – чем там и не в своем уме.
Установилась тишина. И в этой тишине я мысленно прокручивала в голове всю картину, пробегая по различным вариантам. Решение встало на свое место новой, неопровержимой истиной.
Я поднялась и отвернулась к стене пещеры. Расстегнула верхнюю пуговицу кожаных доспехов, потом вторую.
Я дошла почти до середины, когда Райн заметил, что я делаю.
– Нет. Вообще не может быть и речи.
– Ты сам это сказал. У тебя нет выбора.
Мой голос звучал как чужой. Словно я наблюдала за собой со стороны. Я не могла поверить, что я это делаю. Ладони стали влажными – слишком быстро стучало сердце.
И все же сомнений у меня не было. Никаких.
Я расстегнула все доспехи. Прохладный воздух накинулся на мое тело, холодя пропотевшую рубашку.
Я повернулась к Райну. У него дернулся кадык и потемнели глаза.
Этот взгляд я тоже знала. Другой голод. Все быстро прошло, но ощущение на коже задержалось – заставив меня внезапно почувствовать, как много тела сейчас не прикрыто.
– Орайя, я не могу, – хрипло сказал он.
– Какие у тебя варианты? Ты умираешь на солнце. Ты умираешь безмозглым животным, выпив отравленной крови. Или ты рано или поздно умираешь здесь, ничего не предприняв. А я не собираюсь сидеть рядом с тобой и смотреть, как ты умираешь. Я просто… Я не буду это терпеть.
И он, и я сделали вид, что не заметили, как у меня слегка дрогнул голос.
Я подошла к нему. Осознавая каждый шаг – осознавая, как постепенно мы становимся ближе. Он откинулся на стену. Я села перед ним на колени, наши глаза оказались вровень, и он обшарил взглядом мое лицо.
– Ты думаешь, я не знаю? – выдавил он. – Ты думаешь, я не знаю, что это для тебя означает? Я не могу.
Может быть, следовало удивиться, что Райн понимает то, о чем я ему никогда не рассказывала, – что он сложил воедино картину моего прошлого по тем мгновениям гнева или страха, которые я выпустила за окружающую меня стену.
Может быть, следовало удивиться, когда кончик его пальца нежно провел мне по горлу не с чувством голода, а с грустью – от шрама, который там был, от этих двух маленьких неровных белых линий.
Может быть, следовало удивиться, что он знает меня больше, чем мне хотелось бы.
Но я не удивилась.
Слова были слишком слабы, чтобы передать то, что я хотела сейчас ему сказать.
Может быть, он считал, что я буду хуже о нем думать, после того как увидела его под действием жажды крови. Не стала. Да, в тот момент он был страшен. Но теперь я понимала, насколько сильно он пытался сдержаться. Так просто было поддаться ей в Лунном дворце, принять легкое решение. После Полулуния я была для него только обузой. Никто не упрекнул бы его, если бы он сделал то, что должен. И все же он предпочел остаться в тех же апартаментах, обуздывая себя все сильнее и сильнее, вместо того чтобы бросить меня или причинить мне боль. Должно быть, это было мучительно.
Предлагать себя проголодавшемуся вампиру было более чем опасно. Практически самоубийство.
И все же… Я полностью ему доверяла.
Я не знала, как произнести это вслух, и решила сказать просто:
– Райн, я не боюсь тебя.
И увидела в его глазах, как много значили для него эти слова. Как будто ему подарили то, чего он ждал всю жизнь.
Я нервно сглотнула.
– Ладно. Как… Как это лучше всего сделать?
Ему потребуется мое горло. Иногда можно запястья или локти или – меня передернуло от одной мысли – внутреннюю часть
