возгласы: «Жив?.. Да где там… Неживой…»
Возный и Зоя бежали рядом, поддерживая меня, пока не закричал кто-то: «Врач!.. Врач здесь!..» Возный сорвал с себя куртку, расстелил ее на высоком гребне траншеи и помог мне положить мальчика.
Врач «скорой», в белом халате поверх пальто, приник к губам ребенка, открыл пальцами безжизненные веки, расстегнул курточку, чтобы послушать сердце.
Непослушными руками, зубами рвал Возный узлы на веревке, опутавшей руки Марата.
Напряженное мучительное безмолвие вдруг взорвалось безумным исступленным криком Зои: «Не-ет! Не-е-ет! Мальчик мой!..»
И снова – мертвая тишина… Наконец доктор неуверенно прошептал:
– Сердце… – И сразу же ликующий крик его: – Я слышу сердце!!
Укол… Еще один… Ребенок слабо застонал. Я схватил его на руки и побежал по траншее к машине…
«Скорая», надсадно завывая сиреной, рванула с места в сопровождении милицейского мотоцикла.
Погасли автомобильные фары, и стало видно, что наступает утро. Сквозь слабую дымку тумана лица людей, столпившихся вокруг преступника, казались размытыми, призрачными, ненастоящими.
Заглядывая мне в глаза, Алексей сказал искательно:
– О-ох… Жив! Слава Богу!..
Я отвернулся. А Возный смотрел на бандита. Долго, внимательно, будто хотел навсегда его запомнить. Потом покачал головой, бросил с омерзением: «У-у, нелюдь!..» – и смачно плюнул.
Поодаль шелестела, бормотала река. А поднимающееся солнце размывало на горизонте черноту ночного неба.
Аркадий и Георгий Вайнеры. Не потерять человека
«Прошу дать мне учиться…»
«…Пусть босым в мерзкую ледяную слякоть, пусть за двадцать верст, пусть полуголодным, при свете дымной лучины – лишь бы учиться». «Прошу дать мне учиться!» – чье сердце не тронет эта мольба? «Прошу дать мне учиться», – просит Саша Чеканов. Что случилось, кто осмелился в наше время помешать учиться пятнадцатилетнему мальчику, пионеру?..
…Тишина треснула и разлетелась многоголосым грохотом. И влажный прохладный сумрак за сараем исчез мгновенно, потому что в небе тяжело вспухли гроздья яркого света – голубого, красного, желтого. Они расцветали пылающими причудливыми фантасмагориями и какое-то неуловимое мгновенье висели в небе неподвижно, и тогда со двора взлетал и доносился сюда, за сарай, счастливый крик ребят, и в их крике, яростном, веселом, задорном, жила надежда, что ракеты так и будут висеть в стылом ночном небе, не рассыпаясь, не тускнея, серебристым неверным сиянием. Долго, до рассвета.
Но фейерверк разлетался в мириады быстро остывающих искр, неудержимо падающих на землю, и темнота догоняла их на лету, врываясь первой в узкий проулок за сараем, затопляя его страхом и тоскливым напряжением. И хотя темнота была сейчас нужнее, при свете ракет праздничного салюта было не так страшно.
Снова громыхнул залп. Сашка сплюнул и сказал:
– Если застряну в форточке, влезай на сарай и тащи меня назад за ноги.
– Ладно, не дрейфь, вытащу, – сказал Игорь.
Сашка дал ему «леща» по шее и передразнил:
– «Не дрейфь!» Сопляк!
Подпрыгнул и уцепился за край крыши сарая. Мгновенье его тело висело свободно, потом снова спружинило, и, резко подтянувшись, он уже лежал животом на крыше. Ослепительно вспыхнула ракета, и его ноги замерли. Хлынула темнота, и ноги исчезли где-то там, наверху, и раздался сердитый Сашкин шепот:
– Не сопи, шкет паршивый!
И снова грохнули неподалеку ракетницы, снова стало светло, как днем, но Сашка уже перебежал крышу сарая и прижался к выступу окна на втором этаже. После яркого света глаза не успевали привыкнуть к мраку, но Игорь разглядел, что Сашка уже открыл форточку. И снова залп, свет, искры, темнота. И было не слышно, как щелкнул затвор шпингалета, только в неживом свете догорающих ракет Игорь видел, что Сашка исчез в окне. Потом из окна высунул голову:
– Давай, лезь. Добро пожаловать.
Спрыгивая с крыши на подоконник, Игорь потерял равновесие, нелепо замахал руками, чуть не вывалился из окна и тяжело грохнулся на пол комнаты. Сашка дал ему подзатыльник:
– Ботинки сыми – соседи услышат.
Обыскивали квартиру быстро – хозяева могли скоро вернуться.
– Жалко, сумку не взяли, много унести не сможем, – сказал Игорь.
– Не жадничай. Хватит. На тебе зажигалку, – сказал Сашка.
Вторую зажигалку, покрасивее, он положил в свой карман. Еще забрали паспорт хозяйки, магнитофонные ленты, кучу авторучек, два ножа, пистолет. Хороший пистолет, шестизарядный. Почти как настоящий. И на игрушку-то не похож.
Влезли на подоконник, притворили за собой раму, перебрались на крышу сарая, спустились в проулок. Низкие облака светились дымным пронзительным светом отраженной иллюминации. Игорь посмотрел паспорт и сказал:
– Слушай, а паспорт-то нам зачем?
– А ни за чем! Выкинь его. Или бабке подари.
– Сказал тоже! Что, у моей бабки паспорта нету? Я его порву лучше.
– Порви.
Порвал. Обрывки бросил в бидон с краской, который оставили здесь маляры. Прямо под окнами обворованной квартиры.
– Пошли?
– Пошли, – сказал Игорь.
Снова с шипением взлетели ракеты. Салют еще продолжался…
Их задержали через два часа двадцать минут. Через сто сорок минут после совершения преступления они превратились в подследственных. Салют давно кончился, и в городе шел дождь…
…Жил со своей матерью, одинокой малограмотной женщиной Александрой Ивановной Чекановой, мальчик Саша. Неважного поведения был паренек. Бездельничал, воровал по мелочи и поэтому попал в поле зрения милиции. Детская комната сообщила суду: «Саша Чеканов до прошлого года состоял в отделении милиции на учете как мелкий воришка, запущенный в воспитании…» Мы, правда, не знаем, с какого времени занимался Саша нехорошими делами. Во всяком случае – «до прошлого года». Потом, по-видимому, перестал. Так или иначе, в прошлом году Сашу сняли с учета, поскольку «проведенная с ним работа дала положительные результаты». Но вскоре Саша Чеканов снова был изобличен в краже – на сей раз государственного имущества. Впервые в своей жизни Саша предстал перед следователем прокуратуры. Четырнадцать лет было похитителю лекарств из ближайшей аптеки. И хотя количество украденных медикаментов было невелико, сам антураж хищения выглядел вполне солидно: не как-нибудь, а со взломом, под покровом ночной темноты.
Прокуратура рассудила, что Чеканов – несовершеннолетний, что перед следствием он предстал впервые. Наконец, что ущерб, причиненный им аптеке, возмещен. Поэтому в возбуждении уголовного дела против Саши отказала и специально обратила на него внимание районной Комиссии по делам несовершеннолетних.
Правильное, обоснованное решение? По-видимому, правильное. Во всяком случае на том этапе. Парнишка из слабой семьи, мягкий еще, как глина, – четырнадцать лет всего, – лепи из него хорошего человека. С любовью лепи – толк будет, обязательно будет! Маловат он еще для роли обвиняемого. Предполагалось, что ребенка окружат добрые заботливые руки. Много рук: матери, школы, общественности, Комиссии по делам несовершеннолетних. Увы!..
Из обычной школы Сашу перевели учиться
