ходи одна, — сказал мужчина, — там людоеды прячутся. Участковый сказал, что не всех поймали. Они тут по берегам шарятся. Куда ты пойдёшь? У тебя ноги больные. Тебе носки нужны. Дай ей носки собачьи!
Женщина послушно подала сшитые из собачьей шкуры носки.
— Не нужно, пойду я, а вам спасибо за чай. Хороший чай! А хлеб у меня есть, нам паёк выдали. Вот вам за приют и гостеприимство, благодарствую! — Галина поклонилась, насколько ей позволяла спина, и протянула котомку.
Хозяева промолчали, но от хлеба не отказались. Галина вышла из землянки и пошла по берегу, думая, пойдёт за ней мужчина или не пойдёт? Шагов не было слышно, и Галина успокоилась. Она долго спускалась к реке, держась за траву, мечтая, чтобы дождь прекратился, тогда трава не будет такой скользкой. С крутого обрыва почти скатилась к реке, скользя по мокрой глине вперемежку с песком. Где-то у остяков должна быть лодка. Они всегда держат её на воде. Галина пристально всматривалась в чёрную воду, пока не споткнулась о верёвку.
Она отвязала лодку и, прихватив верёвку, долго вскарабкивалась на неё, пытаясь перекинуть больные ноги через край, но всё никак не могла одолеть сопротивление намокшего дерева. Наконец упала на дно и схватилась за вёсла. Галина знала, куда ей нужно плыть. Она поплывёт на остров Назино, тот самый, на котором закончилась вся её короткая жизнь. Этот остров остяки зовут Заячьим, раньше там водилось много зайцев. Такое мирное и сказочное название, но почему от него становится страшно? Это не только страшный, но и проклятый остров, там люди перестали быть людьми. Они остались на острове, чтобы вечно мокнуть под проливным дождём. Нельзя оставлять людей одних. Нельзя. Им будет лучше, если они будут под присмотром.
Лёгкие вёсла едва скользили по воде. Галина упрямо вела лодку к острову. Их привезли сюда, чтобы они забыли своё имя и свои корни, своих детей и родителей. Они так и валяются под открытым небом, а их тела растаскивают на части птицы и звери. Людей даже не похоронили. Их много. Четыре тысячи — это немало. Галина не стала втаскивать лодку на берег, оставила в воде, а вёсла взяла с собой. Лодка поболтается по реке, а потом её прибьёт к берегу, и хозяин найдёт своё имущество. Куда остяку без лодки?
Мрачный остров встретил её неприветливо. Мокрый лес шумно стряхивал с себя потоки дождя, а снизу с всхлипами подступала вода. Ещё неделя дождей, и остров затопит вместе с лесом и покойниками. Галина долго мучилась, пытаясь соорудить крест, но мокрые вёсла выскальзывали из рук, падали, цепляясь за траву. Наконец она связала верёвкой два весла крест-накрест и воткнула одним концом в землю. Крест получился немного кривым, и ей пришлось поправить его, чтобы выровнять концы. Когда он встал, как нужно, чётко и правильно, Галина отползла в сторону. Ходить она уже не могла, все силы ушли на установку креста. Неясный свет, непонятно откуда взявшийся, осветил мрачный остров, словно в чёрных тучах проливного дождя появилась трещинка, которая выпустила струйку лучистого света.
И Галина заплакала. Слёзы, смешиваясь с дождевыми струями, омывали её иссохшее лицо, счищая всю накопившуюся горесть не только снаружи, но и изнутри. Теперь она могла спокойно умереть. Все невинно погибшие, по ошибке ли, по незнанию ли, неважно, обрели на этом острове вечный покой. Здесь больше не будет невинных и виноватых, здесь все равны. Воздвигнутый ею крест вобрал в себя все их грехи, даже если и были эти люди совсем безгрешными. Остров перестал быть страшным. Крест забрал себе все его страхи. Отныне здесь будет только вода, обрекающая Заячий остров на вечное безмолвие.
Глава седьмая
Горбунов долго искал жену по окрестным деревням. Он не мог поверить, что его Галя могла уйти в тайгу, чтобы умереть. Григорий Алексеевич исходил пешком весь район с его заимками и посёлками, пока не удостоверился, что следы Галины Георгиевны затерялись в таёжном краю. В этом его убедила хантыйская семья, живущая на крутом берегу Оби. Муж с женой долго выясняли, кто он такой, откуда, почему ищет Галину, наконец выдохлись, устав от расспросов. Спрашивал в основном муж, затем переводил жене, та обдумывала, что ответить, что-то лопоча на своём языке, и только после этого Пантюша, так звали местного остяка, приступал к расспросам заморского гостя. Для местных инородных жителей Горбунов был существом из другого мира — чужим и непонятным.
— Дык, заходила к нам баушка, лет восемьдесят ей, ноги у ей всё мёрзли. Баба моя ей чаю налила. Баушка согрелась и пошла. А потом у меня обласок пропал. Это лодка такая, маленькая. Она у меня с двумя вёслами была. Я думал, баушка своровала, нет, смотрю, лодку к берегу прибило. Вёсел нет, одна лодка торчит. Видать, верёвку сорвало ветром. Вишь ты, дожди какие с ветрами пошли! А баушка исчезла. Старенькая она совсем было, такая безжизненная. С пересылки, говорят, сбежала. И зачем баушек на пересылку посылают?
Григорий Алексеевич зажал руки коленями, чтобы не тряслись. Страшно было слушать рассказы про жену, за три месяца состарившуюся ровно на пятьдесят лет. Пантюша говорил тихим убаюкивающим голосом, его жена певуче поддакивала, переспрашивала, и Григорий Алексеевич забылся. Вереницей побежали перед глазами события его жизни.
Вот он маленький, в деревне, голодный, постоянно хочет есть, мать бранит его, отталкивает его ручонки, требующие хлеба. Потом стало полегче — мать нашла подённую работу, у кого-то из богатых стирала бельё, и возвращалась домой с красными обмороженными руками, опухшими, как подушка, но с хлебом. А в десять лет отправила Гришку в город в помощь соседу, уехавшему на заработки. Тот подрабатывал ремонтом обуви, и ему понадобился помощник. С той поры Григорий Алексеевич полюбил обувь любого вида, просто не мог видеть расквасившиеся ботинки или нечищеные сапоги. За своей обувью ухаживал, как за детьми не ухаживают.
Из подмастерьев Гришку забрали на пароход палубу мыть, а с парохода судьба забросила юнца на флот. С тех пор Горбунов стал самым счастливым человеком на свете, а когда встретил Галину, забыл, что в мире существует горе. Морской флот, а позже брак с хорошей женщиной заставили его
