class="p1">– Что я хочу… Мне хотелось защищаться, Мила. Защищать себя и свои чувства, что где-то там еще жили на дне моей души. Совсем забытые и никому не нужные. Я уже достал оружие. Наша первая встреча, начало нашей игры – все поле боя. Разрабатывал стратегию, думал над планом и готовился к обороне. А потом…. моя оборона пала. Одно лишь объятие. И теперь точно падаешь в бездну.
Шумно сглатываю. Дышу часто и рвано. Дико колет сердце, хочется потереть это место.
– Так, значит, мы сражались. За что, Глеб? За что мы сражались?
– За право быть победителем. Глупо. Это было безумно глупо. Я ведь изначально уже проиграл.
– Когда?
– Я думаю тогда, когда ты меня обняла. Поцеловала, невинно так, едва касаясь. Холодная ладошка была в моей руке.
Вопросительно смотрю на него. Я не могу припомнить этот день, когда все изменилось.
– На свадьбе, Мила. А может, гораздо раньше. Или позже. Я ни в чем не уверен. Потому что так старался этого не замечать, избегать, укрываться.
Подхожу к нему ближе. Мы в центре сцены, самое правильное положение, чтобы каждый звук долетел до зрителя. Но сейчас никого нет. Только мы с ним.
– А сейчас? – протягиваю руку к Глебу, но так и не решаясь дотронуться. Она повисает в воздухе, чтобы позорно опуститься вдоль тела.
– Я же обещал не отпускать тебя… – Глеб поворачивается ко мне. Обволакивает меня взглядом. Он теплый и нежный, в нем хочется кутаться.
– Но отпустил.
Его рука тянется к моим волосам, убирает их за плечо. До кожи не дотрагивается, словно ждет разрешения. А оно рвется из груди. Чтобы дотронулся, прижал к себе. Любовь на кончиках моих пальцев, что начинает покалывать в нетерпении. Провожу по щеке со слегка отросшей щетиной. Передаю мое тепло, мою любовь. Ее нельзя не почувствовать. Она ведь на поверхности. Глеб прикрывает глаза и заключает в плен мою ладонь, прижимает к себе.
Бархатистость момента, который навсегда останется в памяти.
– Я люблю тебя, балеринка. Пи*дец, как плохо без тебя. В сердце дыра.
Смотрю на него и боюсь дышать. Про себя повторяю его слова. Такие нужные мне, желанные.
– Почему ты говоришь это сейчас, Глеб?
Странно ухмыляется. Достает коробочку из внутреннего кармана пиджака.
– Выйдешь за меня, балеринка?
Смотрю то на кольцо, то на Глеба. Хочется улыбнуться, он выглядит мальчишкой, что ждет либо наказания, либо похвалы. Но еще не решил, что хуже для него.
– Мы развелись чуть больше суток назад…
–“Мое белое платье шили на заказ. Я не знаю имя дизайнера, не знаю, как правильно называется материал и из какой страны его везли. И, честно говоря, оно было ужасным. Плохо так говорить, я видела старания мамы, видела восхищение в ее глазах, даже слезы. Поэтому не смогла сказать и слова, боялась разочаровать. В тот момент, когда я стояла перед зеркалом, в этом пышном, нелепом платье, что весило целую тонну, я снова позавидовала Глебу. Так вот, платье. Оно ужасно: тесное, тяжелое и жаркое. В нем было так жарко, несмотря на то, что за окном очень прохладно. Я терпела. И ждала, когда же закончится этот день. Было много камер. Эти вспышки перед глазами, от них становилось плохо. Мелькают, как надоедливые мушки, искажая картинку, что и так не доставляла удовольствие. Мне не нравится моя свадьба. Я пишу это, и мне грустно. Хотелось все по-другому. Очень хотелось. Но не получилось".
– Это воспоминания из моего дневника.
– Давай все изменим? Сделаем так, как хочется? Как ты хочешь.
– Навицкий, еще немного, и я подумаю, что специально со мной развелся, чтобы жениться на мне по новой, – смеюсь. Но тело трясет. От его признаний, от слов, от воспоминаний, которые он так четко передал.
– Ты права.
– Не поняла, – отхожу в сторону и поворачиваюсь спиной. Перед глазами все плывет, а голос срывается. Слабая Мила готова ему поверить.
– Я не дал бы тебе уйти, Мила. Уже бы не дал. Чтобы ты не сделала и не сказала. Неужели ты еще не поняла, что ты моя? – его голос рядом, а спиной чувствую его тело. От него исходит жар. Он обнимает меня, так крепко, что вырваться уже невозможно. Стоит ли говорить, что я и не хочу. Глеб сказал, его оборона пала? Что ж, моя гордость тоже позорно скрылась.
Поворачиваюсь к нему, вдыхаю сладкий сандал, который проникает в клетки. Мой легкий наркотик, вызывающий привыкание с первого вздоха.
Глеб касается моих губ невесомо, легко. Отрывается и смотрит на мою реакцию. Слегка прищуривается и наклоняется снова. Целует уже по-другому, глубоко и жадно. Фиксирует голову, без права на спасительный кислород. Его руки изучают мое тело. На мне лишь футболка и любимые короткие шорты. Сжимает ягодицы и рычит мне на ухо, прокладывает влажную дорожку вдоль шеи.
– Навицкий… что ты творишь?
– Навицкая, – улыбаюсь, – а у тебя был секс в театре?
Эпилог
10 лет спустя…
– Глеб Навицкий обходит Ланде, закрывает внутреннюю траекторию. Попытка атаковать. Неплохо была сделана такая связка: первое, второе, третье, она позволяет вот на этом подъеме отыгрывать позицию. Он сейчас в десяти секундах позади Магнуссона. Шины сменили с софта на хард, на пит стоп ушло 2.3 секунды, неплохой результат. Лидирует пока двукратный чемпион мира, но при любом раскладе при подсчете общего количества очков первое место остается за Навицким в личном зачете. Но команда Ред Булла еще может побороться за кубок конструкторов. У них есть на это все шансы.
– Да, Навицкий на свежих шинах может еще и отыграет первое место в финальном Гран-при. Но нет, отрыв составляет больше двадцати секунд, а впереди всего два круга. Позади остаются Норрис, который в прошлом Гран-при в Катаре пытался обойти Навицкого, но так и не смог, Оконд, ехать на софте оказалось ошибкой в этом заезде.
– Навицкий завершает эту гонку вторым, уступая первое место в этом Гран-при Магнуссону. Но при подсчете общего количества баллов Глеб Навицкий становится Чемпионом Формулы-1.
На трибунах в секции А люди повскакивали со своих места. Гул и звон, они заглушают слова комментатора. Необходимо дождаться оставшихся пилотов, пока они пересекут финишную черту.
Команда Феррари в красной форме отскочила от своих мониторов. Ликование, что можно увидеть и почувствовать только после своей победы. Английская речь с различными акцентами, что сложно понять, о чем они говорят. Но все как-то понимают друг друга. Хотя в такой момент уже не важно, в чем суть обращения.
Глеб возвращается к команде. Глаза уставшие,
