я шлялся по городу и видел патруль. И они тоже меня искали. Юрист действовал, где подкупом, где по закону. Он загнал меня в угол. Оставалось только бежать с планеты, но как? Таггеры сдали бы меня сразу, цена за мою голову была назначена хорошая. И тогда я увидел на площади у Администрата шлюпку вербовщиков. Спецоновцы набирали кандидатов на курсы пилотов. Но они набирали совершеннолетних и с правами вождения катера. И я позвонил Ули. Он был свой среди тех, кто умел перепрошить метрику, подделать запись о дате рождении и наличии прав на катер. Мне больше некому было звонить.
— Ули уже знал про отца, но всё-таки помог тебе? — уточнил Ченич.
Ули занервничал, заёрзал, словно вернулся в то время, когда был мальчишкой. Ему, в отличие от Рэма, даже шестнадцати тогда не исполнилось.
— Он знал, — кивнул Рэм. — Он был дико злой, но всё-таки взялся мне помогать.
— И ничего не сказал про донос?
— Это же был его отец. Да и толку-то мне было от его признания? Что за мной охотится юрист, было понятно и так.
— И тебя не остановило то, что дом твой был уничтожен спецоном? — поинтересовался Ченич. — Ведь, по сути, твою семью убили имперские спецоновские космические войска, приказ-то исполняли они. И ты вдруг записываешься в спецон. Чтобы мстить?
— Мне просто некуда было деться, — покачал головой Рэм. — А потом я узнал, что когда спецону спускают приказ, стрелок видит на экране координаты и треки. Парни не знали, что внизу был жилой дом. Мстить нужно было юристу. И я стал мечтать, что выучусь, угоню шлюпку и размажу эту жадную тварь.
— Отомстил? — заинтересовался Ченич.
Этот вопрос он не планировал, просто стало вдруг любопытно.
— Пытался, — рассмеялся Рэм. — И повезло, что не вышло. Если бы я нашёл юриста и пристрелил, сидел бы гораздо дольше, чем Ули.
— А как ты думаешь, почему Ули тебя спас?
Рэм посмотрел на приятеля, кусающего кулак.
Ули и в той своей малолетней жизни считал лишнюю болтовню слабостью. Он пытался быть крутым, сильным. Только всё это оказалось иллюзией, кроме самого главного в нём: предателем парень не был.
Не будь в нём этого странного стержня, тюрьма бы сломала его, вывернула мысли и чувства так, что Ули поверил бы: Рэм всегда был богатенькой сволочью.
Кто знает, откуда берутся эти стержни в слабых, и почему их нечасто встретишь у сильных?
— А потому что не надо решать за нас, можем мы дружить или нет, — ответил Рэм за обоих. — Мне все говорили тогда, что Ули дружит со мой за деньги. А выяснилось, что друг-то он, а не все эти болтуны.
Парень посмотрел на приятеля, но тот промолчал.
Наверное, и Ули тоже много чего говорили про Рэма.
— Ули помог мне сделать фальшивую метрику, — продолжал Рэм. — И получить запись о правах на катер. С этими документами я успел записаться в спецон и улетел прямо из-под носа у полисов. Но юрист и там пытался меня достать: нанял убийцу, потом бандитов, которые соорудили брандер из старого катера и хотели взорвать спецоновскую станцию.
— Юрист слишком увлёкся охотой на тебя, — подтвердил Ченич. — Он потерял осторожность и кое-где наследил. Запросы посылал, контакты пытался навести в спецоне.
— Это я помню, — кивнул Рэм. — Дерен рассказывал, как идёт следствие.
— Значит, на «Персефоне» ты рассказал Дерену, что тебя преследуют бандиты? — Ченич с сожалением посмотрел на тающие палочки кхарги.
Рэму удивительно повезло, правда, и он бултыхался изо всех сил. Чего же больше было в его истории: везения или упорства?
— Да ну его, этого Дерена, — улыбнулся Рэм. — Я тогда его слишком боялся, вы ж его видели. Да и что бы я ему рассказал? Что подделал возраст? А вдруг меня тут же списали бы с крейсера?
— Стоп, — не понял Ченич. — Но наследство ты всё-таки оформил. А как?
— Я не знал про наследство. Знал только, что за мной охотятся. Дерен сам догадался, что происходит. Он не поверил, что мне двадцать один. Думал, лет восемнадцать. С шестнадцатью я удивил даже его. Дерен слетал на Аскону, нашёл документы о покупке плантации. Вы правильно говорите — их мог запросить любой, кто знал, что искать. Моего юриста поймали в два счёта. Дом Оникса не стал его защищать.
— Я бы даже сказал, что дом способствовал его задержанию, — подтвердил Ченич. — Эта история могла негативно сказаться на репутации дома.
— Наверное, так, — легко согласился Рэм. — В общем, всё всплыло: и возраст, и плантация эта дурацкая. А потом я узнал, что арестовали не только юриста, но и Ули, и его отца. Как только сумели? Война тогда ещё шла.
— Семья Ули имела неосторожность перебраться на Аскону, поближе к лакомому куску. — Ченич развернул один из файлов. — Вот свидетельство о покупке дома на имя отца Ули.
— А зачем вы туда переехали? — спросил Рэм Ули.
Тот только пожал плечами: кто б ему стал объяснять, щенку малолетнему.
— Думаю, «твой» юрист начал темнить, — предположил Ченич. — Он сообразил, что на «Персефоне» ты действительно защищён достаточно хорошо, и решил изменить первоначальный план. Собирался объявить наследника пропавшим. Он же был уверен, что ты ничего не знаешь о покупке отца. Тебя бы объявили в розыск в Содружестве, потом признали погибшим. А по истечении пяти лет бумаги можно было переоформить по той же схеме: плантации достаются Дому, юрист получает свои 20%. Но отец Ули, услышав про пять лет ожидания, решил, что юрист задумал его надуть. Он перебрался на Аскону, чтобы следить за ним, и проиграл.
Ули вздохнул.
Отец его всё ещё сидел в тюрьме, ведь всплыл не только донос, но и незаконная торговля йиланом и хингом. Попав на Экзотику, отец просто не мог удержаться, чтобы не заняться привычным бизнесом.
— Когда я узнал, что Ули тоже получил срок, сделать было уже ничего нельзя, — тоже вздохнул Рэм. — Да и узнал я не сразу. Дерен просто нанял представителя моих интересов. Мы прилетали всего один раз, для оформления всяких бумажек.
— А ещё Дерен оформил над тобой опекунство, — добавил Ченич. — Ведь до двадцати одного года ты не имел право распоряжаться наследством, только владеть.
