знаком, он когда-то служил барону Две́ера, был им выгнан и ушёл на службу к сыну графа Бергденского, – короткий поклон в соответствующую сторону. – Бивер его зовут, этого воина.
– А ещё один, известный тебе?
– Кажется, это был господин Скиольд, наследник графа Бергденского, – ещё один поклон туда же. – Но я не совсем уверен, я видел его только раз в жизни. На нём была очень простая зимняя куртка, такие носят обычные мореходы, поэтому я мог и спутать. Вот только он был при мече и нёс на плече огромный длинный свёрток. Что-то, завернутое в плотную ткань.
Альдар оживился.
– Это «что-то» было похоже на человеческое тело?
Раб снова наморщил лоб.
– Да пожалуй что похоже, господин. Тело либо подростка, либо женщины. Маленькое. Но кто это, видно не было. Ткань закрывала всё.
Сорглан, бледный, молчал. Альдар жестом отпустил раба.
Последним заглянул Канут и сообщил, что ни корабля Скиольда, ни самого Скиольда в городе нет.
Альдар и Сорглан сидели за столом весь день и всю ночь, не прерываясь практически ни на минуту, даже во время еды продолжали обсуждения или опросы. Но всё больше и больше обязанность разговаривать и уточнять ложилась на Альдара. Сорглан же сидел, опустив голову на руку, и плечи его бессильно поникли.
Ни одно из последовавших свидетельств не опровергло уже выясненное. Один из гвардейцев, стоявший на посту на верхнем гребне стены, видел небольшую конную группу людей, удалявшихся от замка по дороге в порт, но поскольку они удалялись, и не было тревоги, не стал поднимать шум, только запомнил. В конце концов, заместитель Альдара расстарался и отправил бойцов в порт с приказом найти тех, кто мог видеть Скиольда и рассмотреть его внимательно.
Доставленный десяток свидетелей привозили и допрашивали отдельно друг от друга, так, чтоб не могли сговориться. И они всё равно рассказали одно и то же – да, Скиольд, в куртке, верхом, при мече, да, нёс на плече или вёз в седле большой свёрток ткани размером с человека, скорее всего женщину. Один из свидетелей смог даже примерно описать ткань, и это описание совпало с тем, как выглядело пропавшее покрывало.
Сорглан от свидетельства к свидетельству становился безучастнее, но уже не бледнел, вполне держал себя в руках. Альдар же, глубоко захваченный задачей, стал более жёстким и внимательным, он пытался поймать говоривших на противоречиях, и когда это не удавалось, удовлетворённо кивал головой. Он в запале видел теперь в проблеме суровую головоломку, решить которую – дело его чести. Такое происшествие в королевском замке – пятно на чести государя. Его величество за такую оплошность охраны может и головы с плеч посшибать.
– Что думаешь? – спросил он Сорглана, когда поток свидетелей иссяк и картина стала прозрачна, словно тонкий речной лед.
– Значит, Эльгинн не ошиблась, – медленно проговорил граф и сильнее обхватил виски пальцами.
Альдар в первый момент даже и не сообразил, в чём дело, и потому взирал на собеседника отстранённо, с лёгким удивлением. Потом вспомнил, что речь идёт о его дочери. Нахмурился.
– Думаешь, это всё плохо кончится?
– Ты же имел дело с моим наследником. Знаешь, на что он способен.
– Но с сестрой…
– Он не присутствовал на обряде.
– И что же? Решение главы семьи есть решение главы семьи. «Отсутствовал» – не оправдание.
– Но, возможно, повод. – Сорглан опустил руки на столешницу жестом резким и почти вызывающим. – Послушай, у Скиольда, насколько я знаю, почти три тысячи человек, а у меня – двести. Что мне делать, может, посоветуешь?
Альдар прекрасно владел собой и главным своим достоинством почитал умение прятать истинные мысли и чувства. Он настолько привык это делать, что маска невозмутимости и непроницаемости у него срослась с лицом. Даже его домашние не всегда знали, что он думает и чувствует, пока он не начинал говорить. Так что теперь, даже удивившись до предела, не показал этого. Только поразмыслил пару мгновений над тем, что услышал, и осторожно спросил:
– А ты не хочешь сперва поговорить с сыном?
Сорглан медленно поднял голову, посмотрел в глаза старого боевого товарища, и тот увидел в них глубоко спрятанную боль.
– О чём, ты считаешь, я должен с ним говорить? – Альдар приподнял бровь, но граф Бергденский не стал дожидаться его осторожных вопросов. – Как ты думаешь, Альдар, он знает, что так делать нельзя? Как ты думаешь, он маленький мальчишка, не имеющий представления о том, что допустимо, а что преступно, как следует поступать, а что делать не следует? Нет, мне не о чем с ним говорить, если он атаковал члена моей семьи. И подходить к нему я буду как к обычному противнику. А это придётся делать. Я сомневаюсь, что он просто захотел покатать мою дочь на своём корабле.
– В таком случае, – поразмыслив, ответил Альдар, – тебе следует обратиться к императору. И нет сомнений, что он поможет. Дело-то ведь в том, что времени в обрез, правильно?
22
К его величеству Сорглана допустили так же легко, как и к Альдару. Император успел пообедать, поработать и ожидал графа Бергденского в своём рабочем кабинете, куда перебрался из секретариата. Он был сдержан, но лицо Сорглана его насторожило. С графом на приватную аудиенцию пришла его супруга, которой уже показали часть доказательств вины её старшего сына, заплаканная и ослабевшая под этим ударом, и Альдар, готовый предъявить все собранные доказательства.
Гвеснер обвёл их взглядом и, давая понять, что разговор будет серьёзный, жестами прогнал из кабинета всех слуг, кроме своего секретаря, которого ценил за умение молчать и быстро, разумно выполнять приказы.
– Ну, рассказывай, – предложил повелитель, плотнее усаживаясь в кресле. – Как это стряслось? С утра во дворце серьёзный переполох, что-то уже должны были выяснить.
И Сорглан изложил всё, что удалось узнать, не умолчав и о роли леди Сианы во всей этой истории. Лицо императора от фразы к фразе всё больше мрачнело, но Гвеснер не хуже своих подчинённых умел владеть собой. Кроме того, сдержанность была близка его характеру.
– Что ж, – сказал он, выслушав рассказ графа Бергденского во всех подробностях до конца, и приглашающее взглянул на Альдара. Тот коротким кивком подтвердил, что ему добавлять нечего. – Стало быть, дело серьёзное. Кстати, насколько я понял, этот молодой смутьян, он… Твой сын, не так ли?
– Мой наследник, государь.
–
