38
Я бросилась к нему прежде, чем успела понять, что делаю. Я успела заметить, что на нем были голубые джинсы и поношенные ковбойские сапоги, а вот привычная шляпа, под которой обычно прятались его короткие светлые волосы, отсутствовала. Весь этот прикид, включая коричневый кожаный бомбер, был максимально не про Эдуарда, но очень так про Теда Форрестера. Оказавшись рядом, я обняла его за талию, потому что знала, что где-то внутри там был Эдуард. Он обнял меня в ответ, но я поймала эту секунду неуверенности в его теле, потому что за все те годы, что мы знали друг друга, я ни разу не приветствовала его объятиями. Его неуверенность заставила меня отстраниться, но он прижал меня крепче к себе и прошептал мне в волосы:
— Что произошло? Что он сделал?
Мы оба знали, о ком речь. Я отстранилась, чтобы заглянуть Эдуарду в лицо. Его голубые глаза уже начали выцветать до бледности январского неба. Такого цвета они становились, когда он убивал. Я не хотела, чтобы он делал что-то подобное только потому, что у меня нервишки шалят. Если мы и прикончим Олафа, то пусть на это будет серьезная причина.
— Ничего. На самом деле, он вел себя очень хорошо.
Эдуард развернул нас так, чтобы никто в офисе шерифа не мог видеть его глаз, и только тогда полностью перестал притворяться. Его лицо было прежним, но выражение стало холодным — под стать ледяным глазам.
— Скажи мне правду, Анита.
— Я клянусь тебе, что Олаф правда держит себя в руках. У нас даже было два очень адекватных и многообещающих диалога.
Его глаза сузились. Не нужно было знать его, как облупленного, чтобы понять, что он мне не верил.
— Слово чести, Эдуард, то есть, Тед, что он вел себя очень хорошо. Лучше, чем я ожидала.
Его объятия чуть ослабли, позволяя нам стоять свободнее, а брови взлетели на лоб. Я снова попыталась освободиться, но он меня не отпустил.
— Я отпущу тебя, если ты мне объяснишь, почему мы вообще обнимаемся при встрече. Ты врешь мне о том, что он сделал, чтобы я не пошел туда и не пристрелил его?
Я нахмурилась, все еще обнимая Эдуарда за талию. Раз он меня держит, то и я его подержу. В конце концов, стоять так было гораздо удобнее.
— Ну, если бы я реально думала, что ты настолько глуп, чтобы убить его при свидетелях, то, возможно, так бы оно и было, но я не вру.
Он подарил мне скептичный взгляд и снова вскинул брови.
— Тогда почему ты впервые в жизни бросилась мне в объятия?
Это был хороший вопрос. Я немного поразмыслила над ответом. Удивительно, насколько чаще в жизни появляются хорошие вопросы, чем хорошие ответы. Я уставилась скорее в пространство, чем ему в глаза, пока пыталась подобрать слова.
— Наверное, потому, что он вел себя так адекватно.
— Ты хоть понимаешь, насколько бредово это звучит? — Поинтересовался Эдуард.
Я кивнула и посмотрела ему в глаза.
— Когда мы приняли решение запудрить ему мозги на тему того, что я могу когда-нибудь стать его подружкой серийного убийцы, мне казалось, что это просто тактический ход, который позволит нам тянуть время, пока мы не убьем его в тот момент, когда он сорвется с нарезки.
— Так и было.
— Но он правда адекватный, Эдуард. В смысле, адекватный, как человек, который прошел терапию или даже терапию для пар. Я и представить себе не могла, что он может быть настолько адекватным, даже если это притворство.
— Он хороший актер, Анита, как и я. Не позволяй ему обмануть тебя.
— Как ты обманул Донну? — Спросила я.
— Донна знает достаточно, чтобы не париться о том, кто я такой.
Поскольку я была на их свадьбе и провела с ними и детьми достаточно времени, я не могла спорить.
— Справедливо. И прости, что я засунула тебя в одну коробку с Олафом, но он, по ходу, реально старается.
— Как именно он старается?
Я рассказала про инцидент с рукой и коленом за завтраком, и про лекцию, которую прочитала потом Олафу.
— А только что он спросил разрешения прежде, чем коснуться моего лица.
Если честно, я не хотела признавать, что Олаф также попросил меня о поцелуе, и я согласилась. Меня это смущало, пугало и черт знает, что еще. В тот момент, когда я поняла, насколько смешанные чувства испытываю по поводу своих последних минут с Олафом, я осознала, почему бросилась в объятия к Эдуарду, как какая-нибудь барышня в беде.
— Ты выглядишь спокойнее. — Заметил он.
— Думаю, хватит с нас обнимашек. — Сказала я.
— Почему?
— Потому что я все поняла.
Он позволил мне отступить на шаг и поинтересовался:
— Что поняла?
— Я не расстроилась потому, что Олаф вел себя плохо. Я тупо охренела от того, насколько хорошо он себя вел.
— Ты это уже говорила, и оно все еще звучит крайне бредово.
— В моей голове звучит нормально.
Эдуард улыбнулся.
— Ну, я-то не в твоей голове, так что озвучь мне свои мысли.
— Я попытаюсь. — Я уставилась на него, нахмурившись. — Ты однажды сказал, что Олаф хочет попробовать со мной ванильный секс, обычный, то есть, и на твоей памяти это был первый раз, когда он захотел чего-то подобного.
— Я помню.
— Я уже забыла, как ты умудрился уговорить меня заставить его поверить, что я на самом деле займусь с ним сексом, или хотя бы попробую это сделать.
— Кажется, это были два разных момента. — Заметил он.
— Ладно. На чем мы решили остановиться в этом вопросе?
— Никакого секса. Просто подыгрывай ему.
— Ладно, но я больше не могу этим заниматься, Эдуард. Олаф действительно делает то, что я прошу, чтобы заслужить право на свидание со мной.
— Анита, просто нет.
— Я не о сексе сейчас говорю, а о свидании. Типа поделать что-нибудь вместе и лучше узнать друг друга.
— Он даже не поймет, о чем речь, Анита.
— Согласна, но если он так старается встретить меня на полпути, то я буду чувствовать себя последней сволочью, если не выйду ему навстречу сама.
— Ну-ка повтори. — Попросил Эдуард, изучая мое лицо.
— Если я не стану по-настоящему с ним встречаться, то я дерьмо, раз заставила его поверить в то, что стану.
— Я уже объяснял тебе, что если он не будет воспринимать тебя, как подружку серийного убийцы, ты моментально окажется в списке его жертв. Он, вероятно, сперва убьет меня — быстро и чисто, потому что он знает, что я с ним
