— Никого нет. — Из густой тени выступил Дрегарт. — Совету Магов, как и Совету Кальстора, пора немного поработать. Хранители вышли из строя, но Север защищен. Мы отдохнем и посмотрим, с какого конца браться за политику.
— В точку, — усмехнулся мой муж.
Дважды муж, вообще-то.
А после он подхватил меня на руки и пронес сквозь раскрытый портал. Я еще успела увидеть, как красиво распадается щит над Фонтанной площадью, а после… После я кинула на себя и Гела очищающие заклятья, и мы рухнули в постель. Спать. Спать много, долго и непрерывно…
"Мечты-мечты", — мрачно подумала я, когда, уже удобно устроившись, вспомнила, что теперь мой бесценный концентратор не внутри меня. И что глупо надеяться, что он никуда не денется из кармашка в складках юбки. И что рану между ключиц хорошо бы чем-то обработать.
Перевернувшись на спину, я уныло уставилась в потолок. Арлетт хорошо обезболила — я совершенно ничего не чувствовала.
Осторожно подняв руку к ключицам, я коснулась пальцами… Абсолютно ровной, гладкой кожи?!
Сон схлынул. Рывком сев, я сбросила и одеяло, и обнимавшую меня руку Гела.
Соскользнув на пол, я принялась судорожно искать свой концентратор. До этого я убрала его в крохотный кармашек в складках юбки, и теперь… Вот он!
Короткое заклинание, и передо мной зависло ростовое зеркало. Его края мягко светились, и я могла четко рассмотреть себя.
Ключицы были целы. То есть они и до этого были целы. Но никакой раны между ними не было. Даже крохотной царапинки!
"Я точно знаю, что раны после извлечения концентратора долго заживают, могут нагнаиваться и болеть", — молнией пронеслось у меня в голове.
— Эйлин? — позвал меня Гел.
— Я разбудила тебя? Прости. — Я не могла отвести взгляд от зеркала.
— Что случилось? — Муж поднялся с постели и подошел ко мне. — Хотя хорошо, что ты встала. Утренние мы не сказали бы спасибо за сон в неудобной одежде.
А я, по-прежнему касаясь пальцами межключичной ямочки, тихо-тихо произнесла:
— Здесь должна быть рана. Неглубокая, но…
— Я не видел, — нахмурился Гел. — Ты скрыла ее от меня?
Он стоял за моей спиной и также отражался в зеркале. Подняв взгляд, я посмотрела его зеркальному двойнику в глаза.
— Думаю, я могла бросить иллюзию и сама не заметить. Я привыкла скрывать ссадины и синяки с детства. Благородная квэнти не может лазать по деревьям и бродить по каменистому дну лесных ручейков. Но… Сейчас иллюзии нет. И раны нет.
Повернувшись к Гелу, я раскрыла левую ладонь и заставила артефакт окутаться облаком магии и взлететь.
— Арлетт вытащила мой концентратор.
Гел молчал, а я, как зачарованная, следила за собственным парящим концентратором.
Мой муж сдавленно выругался, а я продолжила:
— Он спасал меня от замужества с кем-то. И, знаешь, мне почему-то кажется, что это должен был быть Кирвалис. Одно лишь неясно: отчего он так ко мне прицепился?
— Он жив, — Гел осторожно отвел локон с моего лица, — и я вытащу из него все, что в нем есть. А после… Ни он, ни твой бывший супруг больше нас не побеспокоят. И ты, и Деми, вы обе — мои, и вы будете в безопасности.
— Спасибо. — Я прикрыла глаза.
Он поднял руку и скользнул кончиками пальцев по моим ключицам. После чего мягко рассмеялся:
— Это подарок Отца-Хаоса. Я чувствую его безумную силу. Видимо, ты сильно его поразила.
— Я? Его? Только если жреца. — Я пожала плечами. — Знаешь, я не слишком верующая. То есть я знаю, что Боги есть. Но мы им не интересны.
Гел расхохотался, после чего, поймав мой парящий концентратор, шепнул:
— Боги живут здесь, на Севере. И каждый жрец Хаоса — часть Отца-Хаоса. Он смотрит их глазами, слышит их ушами и говорит за них.
Ахнув, я скептично уточнила:
— То есть я повернулась к Богу спиной? И его это так позабавило, что он вылечил мою рану?
— Меня он тоже подлечил, — Гел вложил концентратор в мою руку, — думаю, это неозвученная благодарность за Север. Сама понимаешь, Боги должны быть беспристрастны. Но здесь их родина, здесь они переродились из людей в Богов.
Левую руку обожгло искристой прохладой, и я довольно прижмурилась. Как же хорошо. Почему мне раньше не приходило в голову извлечь концентратор?
— Что ж, мы теперь можем лечь спать, как приличные, умытые водой, а не магией люди. — Я улыбнулась, а Гел меня передразнил:
— При-иличные? Давай-ка я для начала помогу тебе раздеться, — мягко произнес мой муж. — И расплести волосы.
Он убрал созданное мной зеркало, после чего сотворил удобный мягкий табурет, на который меня и усадил.
Гел мягко разбирал мои волосы на отдельные пряди, пропускал их сквозь пальцы и чуть ли не мурчал от удовольствия. Он запускал пальцы в мои локоны вновь и вновь, осторожно потягивал их, а после тут же принимался массировать кожу. Прикрыв глаза, я полностью растворилась в этом моменте. Пока Гел не скользнул кончиками пальцем по моим вискам, огладил тонкую кожу шеи и остановился на плечах. Провел линию вдоль выреза платья и вернулся назад, к шее.
По венам плеснуло давно забытым жаром, и я шепнула:
— Ты можешь. Все, что хочешь.
— Только то, чего хочешь ты, — отрывисто бросил он.
Прикусив губу, я медленно поднялась на ноги и развернулась к нему. Короткое заклятье, и платье шелковой волной стекло к моим ногам.
— Все, что мы захотим, — едва слышно произнесла я и переступила через платье.
— Я не знаю таких заклинаний, но ветер может быть острым, любовь моя. — Он хищно улыбнулся, и вся его одежда разлетелась на мелкие лоскуты.
— Впечатляющий контроль, — поразилась я, — неужели не страшно?
— Я овладел своей стихией в достаточной степени, — с ноткой самодовольства ответил мой муж и привлек меня к себе, — мы будем говорить о магии?
— Будем, — согласилась я и медленно выдохнула, всем своим существом впитывая его осторожную ласку.
Магия пела и кружилась вокруг нас. Я не удержала контроль, и, к вящему восторгу Гела, моя кожа вновь начала светиться. Но не везде, а лишь там, где он прикасался.
Губами и пальцами он рисовал на моем теле картины, щедро дарил свою любовь и ласку, шептал о любви. И я отвечала ему тем же. Стремилась прикосновениями показать то, что уже было сказано словами: люблю. Люблю так сильно, что больно дышать. Люблю так сильно, что даже умереть не страшно. Люблю. Просто люблю.
"Дышу тобою", — подумала я и поймала губами его прерывистый выдох.
— Иногда мне кажется, — прошептал он, касаясь губами моей шеи, — что в этой теории про родственные души есть зерно разума.
