сказал, что закажет ему пропуск, Мессинг ответил, что раз его приглашает товарищ Сталин, то никакого пропуска не нужно, он пройдет и так. И Мессинг действительно прошел через всю охрану безо всякого пропуска.
Боков смочил губы в коньяке и ничего не сказал.
— Мессинг владел техникой, получившей впоследствии название “затемнение сознания”, — без запинок продолжал Эскулап. — Каждый человек, обладающий определенными способностями к внушению, если будет развивать свой дар, сможет влиять на сознание человека. Проще говоря, тот же Мессинг мог протянуть охраннику клочок бумаги и тот пребывал бы в абсолютной уверенности, что ему показали пропуск.
— Вы хотите сказать, — медленно произнес Боков, приводя в порядок мысли, — что тот убийца в Клинике 15 действовал по такому же принципу и всякий, кто его видел, на самом деле…
— На самом деле это был не человек, а постгипнотический эффект. Или видение. Вы знаете, что в состоянии гипноза любому можно внушить что угодно. Скажем, специалист, погрузив подопытного в гипнотический сон, когда сознание отключено, но способность говорить и слышать сохраняется, специалист, повторяю, может произнести следующую фразу: “На счет
“три” вы проснетесь, наденете шляпу и быстро-быстро пойдете домой”. Или: “Ровно через час после сеанса вы увидите на стене большую розовую крысу”. Подопытный просыпается, и в точности выполняет инструкцию. Идет домой или точно в указанное время видит розовую крысу.
— Колоссальные возможности для убийцы, — сказал майор. — Достаточно только дать спящему точный маршрут для выхода из комнаты, который будет заканчиваться не дверью, а окном. И все шито-крыто. Покойный просто вышел в окно. Несчастный случай, да и только. Скорее всего именно так и убили моего киллера.
— Скорее всего, — подтвердил Эскулап.
— А в случае с “Капеллой” мы имеем дело с человеком, а может быть и с людьми, которые умеют все то же самое, — вмешался Боков, — но без предварительного погружения м-м-м… объекта в сон?
— И это даже не мгновенный гипноз, когда испытуемый погружается в сон всего одним словом, произнесенным гипнотизером. Воздействовать одновременно на многих людей, находящихся тем более настороже, не смог бы и Мессинг. Наш убийца пользовался каким-то аналогом, так называемого “теневого чувства”. Это способность стирать у людей из памяти момент встречи с вами. Человек, обладающий "теневым чувством", таким образом становится почти невидимкой. То, с чем мы столкнулись, это, повторяю, какая-то… эволюция, что ли “теневого чувства”. Способность влиять на сознание одновременно нескольких человек, причем не просто стирая память, а еще и одновременно создавая ложные образы.
Эскулап покачал головой.
— Все, чего мы добились более чем за 30 лет работы, это развивать “теневое чувство” у тех, у кого оно врожденное. Таких людей в Клинике 15 мы называем месмерами или оборотнями. Существовала даже специальная программа подготовки, носившая название “Оборотень XX”, которая предполагала создание убийц-месмеров. Но ничего не вышло.
— Почему же? — Боков вдруг ощутил холодок омерзения, возникший в голове.
“Эти люди делали бы то же, что и “Капелла”. Но вот не получилось”.
— Мы не смогли преодолеть психологический барьер. Даже в состоянии гипноза обычного человека нельзя заставить убить. В любом случае он понимает, что это преступление. Можно, конечно, внушить человеку, что перед ним его злейший враг, который угрожает его жизни, но опять же, — Эскулап поморщился, — чтобы пойти на убийство нужно нечто большее.
— Нужна новая личность.
Эти слова произнес Макс, уже усевшийся на диване. Все обернулись в его сторону, кроме Скала, который и так сидел лицом к Кретову и продолжал невозмутимо попыхивать сигарой.
— Нужна новая личность, — повторил Макс, — которая будет получать удовольствие от убийства, наслаждаться видом и запахом крови. Тут не помогут полумеры, в виде внушения ненависти к определенному объекту, который необходимо убрать. Нужна полностью, до мелочей собранная личность с другой моралью.
— Такая работа нам была не под силу, — Эскулап склонил голову и в его глазах блеснул огонек ненависти. Этот человек очень не любил признаваться в том, что кто-то сумел обойти его. И за короткое время ему пришлось делать это уже второй раз. — Поэтому программа «Оборотень ХХ» провалилась. Мы не сумели создать абсолютно новую личность. Может быть, вы поможете пролить свет на это дело?
— К чему это? — Макс недобро усмехнулся. — Чтобы помочь вам наштамповать побольше таких, как я?
— Послушайте, — начал Боков, но умолк, повинуясь жесту Эскулапа.
— Молодой человек видимо не так меня понял, — холодно сказал старик. — Поэтому мне и отвечать на этот выпад. Вы должны рассказать нам все, что знаете о “Капелле” и, быть может то, что вы знаете, поможет добраться до этой организации и прекратить ее деятельность.
— Почему вы решили, что я буду помогать вам. Не всякий провалившийся агент сразу встает на путь истинный.
— А вы ведь уже не агент “Капеллы”, — почти весело произнес Эскулап. — Я знаю, насколько хорошие специалисты работали с вами, но тут они или кто-то другой, допустили серьезную ошибку. Это конечно предположение, но, по-моему, вы были если не первым опытом, то одним из первых. на вас, так сказать, шлифовали методику. Поэтому и произошла ошибка, о которой я говорил.
Старик, как хороший актер сделал паузу, во время которой раскурил потухшую сигару. Убедившись, что внимание слушателей подогрето до нужной температуры, Эскулап продолжил:
— Они заставили вас убить дорогого вам человека. Такого удара даже самое изуродованное сознание выдержать не сможет. Многочисленные опыты, проведенные лично мной…
Старик умолк, а до Бокова постепенно доковылял смысл произнесенных Эскулапом слов. На лице Сереги вспыхнула улыбка восхищения, которое не всегда является положительным чувством.
“Убийство дорогого вам человека… многочисленные опыты… ай да дед! Ай да…”
Между тем Эскулап бесстрастно ждал ответа Макса. Только на его сухих скулах проступили несколько багровых пятен.
— В прошлой жизни меня звали Макс Кретов, — сказал тот. — Могу поведать свою биографию вплоть до…
Он запнулся. Мертвенная бледность вместе с холодной испариной в одно мгновение покрыли лицо Макса. Никто не шевельнулся, чтобы прийти ему на помощь. Они сидели и ждали, зная, что от таких приступов нет лекарств.
