Дан был живой и здоровый. Вместе мы справимся с любыми трудностями.
После душа накидываю махровый халат и забираюсь под одеяло, кутаясь в нем. За окном светло, на часах час дня. Но глаза слипаются после горячей воды. Мышцы ноют от усталости. Голова болит, душа не на месте, не помогло даже то, что я его увидела.
Укладываюсь поудобнее на бок и закрываю глаза. Представляю, что, если бы Дан был сейчас рядом? Он бы обнял меня, уткнувшись носом в волосы. Притянул к себе, прижимая крепко. Прошептал бы что-нибудь милое, обязательно сказав: котенок. И я уснула бы под мерный стук его сердца и окутывающее от макушки до пят тепло…
— Юлька, — резко выныриваю из сна. Папа сидит рядом на кровати. На лице улыбка. По глазам вижу, что так и не ложился спать в отличие от меня.
— Что-то с Даном?! — тут же сажусь на постели.
— Ага. Отзвонились. Пришел в себя!
Я взвизгиваю, подпрыгиваю на кровати и кидаюсь в объятия родителя.
— Ура, божечки! — всхлипываю. — Тогда чего сидим? Поехали к нему! — спрыгиваю и тороплюсь к шкафу. Начинаю в суматохе перебирать шмотки, откидывая ненужное.
Папа осаждает меня своим:
— Юль, подожди. Не форси.
Оборачиваюсь.
— Что?
— К нему все равно сейчас не пустят, — укладывает ладони на мои плечи. — Начнутся обследования, помнишь слова доктора? Сказали уточнить завтра утром, как Титов будет себя чувствовать. Скорее всего, его к этому времени переведут в обычную палату. И вот тогда можно будет лететь сломя голову. Сейчас — бесполезно.
— Черт!
Па как всегда прав. Видимо, заметив, как опустились мои руки, сжимающие кофту, отец притянул меня к себе и обнял. Я уткнулась носом в его грудь и выдохнула с трудом. Нет, и все-таки я не представляю, что бы я делала без него. Распалась бы на атомы от страха, потерянности и безысходности.
— Терпения, Юлек, — гладит по растрепанным волосам. — Все будет.
Будет-то будет, но в моменте ожидание и тянущееся время — убивают!
День проходит, как в тумане. Я что-то делаю, с кем-то разговариваю, кажется, звоню Веронике и даже пытаюсь смотреть фильм. Но мысли все крутятся вокруг больницы и Титова. В итоге я не знаю, как пережила эту ночь! Это было адски невыносимо знать, что Дан в сознании. Но меня рядом нет. Как ему передать свои чувства? Не написать, не позвонить… Выть хочется!
Уже в девять утра следующего дня я спускаюсь в гостиную, будучи в полной боевой готовности. Папа звонит в больницу, ему сообщают радостную новость: Титова перевели из реанимации. А это значит, что мы можем его увидеть! Да!
— Па, погнали, — в нетерпении пляшу вокруг него, хватаясь за пуховик.
— Завтракать, Юль! — командует Данилов-старший непримиримым тоном.
Сквасив лицо, я вздыхаю. Но покорно иду за Степаном Аркадьевичем на кухню. Попробуй откажи! С трудом запихиваю в себя бутерброд. Делаю пару глотков чая, тут же бросая кружку в раковину:
— Все!
— Юль, блин, — качает головой родитель, но спорить не решается.
Примерно через час, пробравшись сквозь пробки, мы попадаем в больницу. Папа все время на телефоне. Я так понимаю, что он разговаривает с адвокатом Богдана и начальником безопасности фирмы. На мой вопрос, что там удалось узнать, папа ответил коротко:
— Работаем.
В отделении надеваем халаты и бахилы. Я не тороплюсь, а буквально лечу на встречу с Даном. Безумно скучаю и волнуюсь за него. Кажется, еще секунда промедления — и меня взорвет от переизбытка чувств.
Отцу снова кто-то звонит.
— Юль, иди, я поговорю и догоню тебя, — кивает и спускается обратно.
Я же иду в уже знакомое отделение. Топаю по длинному коридору и нахожу ту самую медсестру Дашу. Она мне любезно улыбается и провожает до кабинета врача, пожелав удачи. Что? Зачем и почему? Непонятно.
— Здравствуйте, — постучав, ныряю носом за дверь с табличкой «Сурикова А.В».
— Здравствуйте. Юлия, верно? — здоровается Александр Васильевич в ответ.
Я киваю.
— Присядьте, — приглашает войти.
— Мне бы к Богдану, — виновато улыбаюсь, но, поджав губы, все же прохожу и сажусь напротив него. — Можно его увидеть?
— Тут такое дело… — начинает мужчина. — Юля, я не могу вам разрешить навестить Титова, — выдает мне мужчина.
Кажется, мои глаза от удивления расширяются.
— В смысле? — не поняла я.
— В том самом, — откладывает ручку, которой что-то писал, складывает перед собой руки. — Приехала его мать. Запретила пускать к нему кого-либо. Она кровный родственник — я не могу пойти против ее решения. Вы же…
— Как это? Вообще никого?!
— Никого. Устроила нам тут скандал. Переругалась со всем отделением и медсестрами. Ирина Григорьевна считает, что ее сыну сейчас не нужны лишние переживания. В общем… — он замолкает и тут же спрашивает, — а вы с ней знакомы?
— Не успели, — виновато пожимаю плечами. — Все закрутилось слишком… быстро.
Поправляю выбившуюся прядку волос, пряча ее за ухо. Кажется, что за последние двое-трое суток я уже исчерпала весь лимит паники. А, нет. Она снова поднимается, выползая откуда-то из глубин души. Что значит, я не могу увидеть Титова? Как это я не попаду к Богдану? Он должен знать, что я здесь! Для него это не переживания! Для него это… это…
Зажмуриваюсь, вздыхая. Открываю глаза и вижу, как врач понимающе кивает.
— Я могу с ней поговорить? С его мамой?
— Она сейчас у него в палате. Можете только подождать ее в фойе.
— Хорошо, я поняла. Как его состояние? — решаюсь уточнить.
— К сожалению, и тут не могу вам ничего сказать.
Киваю. И выхожу из кабинета. Снова разбита.
Прохожу к сестринскому посту, усаживаюсь на скамейку. Ждать? Ну хорошо, я еще подожду. Но моего терпения не хватает надолго. Я еложу на скамье, будто у меня шило в одном месте. Может, она там просидит весь день безвылазно?
— Девушки, не подскажете, в какую палату перевели Титова? — спрашиваю, подойдя к стойке сестринского поста.
— Так в триста двадцать пятую.
— Спасибо, — благодарю и, когда в отделение поступил пациент, ныряю в коридор.
Искать долго не приходится. Останавливаюсь у нужной палаты. Прислушиваюсь. Ничего не слышно. Стучу пару раз и, готовая уже открыть дверь, берусь за ручку, как она тут же распахивается. Я вздрагиваю.
На пороге стоит женщина, лет… не знаю. Мама Богдана явно очень хорошо выглядит для своих лет. Миниатюрного телосложения, тем не менее выглядит пугающе грозно. Нависает надо мной. Хотя я клянусь, мы одного роста! Умудряется давить авторитетом? Маленькая девочка Юля внутри меня пугливо сжимается в комочек.
— Здравствуйте, я…
Ирина Григорьевна выходит из палаты, тем самым даже не дав мне возможности туда заглянуть. Заставляет отступить на
