В том же ряду сидела Элен, несколько поодаль, склонив голову, сгорбившись. Она словно бы замкнулась в себе, отгородившись от всего мира непроницаемым барьером. По крайней мере, ей хватило здравого смысла явиться на похороны, не опираясь на руку Джеки. Священник объявил последний гимн, и она с трудом поднялась на ноги.
От торжественных звуков двадцать третьего псалма в горле у Алекса встал комок. Поначалу нестройное пение — не все сразу попали в тон — постепенно окрепло, охватывая его со всех сторон. Как банально, подумал он, презирая себя, что так растрогался от традиционного похоронного гимна. Похоронная служба по Зигги была гораздо более честной, истинное прощание с человеком, а не набор пустых словес, сшитый на живую нитку. Насколько ему было известно, Брилл никогда не посещал церкви, за исключением неизбежного присутствия на крестинах или похоронах. Тяжелые занавеси бесшумно разъехались, и гроб двинулся в свой последний путь.
Заключительные ноты гимна отзвучали, и занавеси за гробом задвинулись. Священник произнес благословение и первым направился по центральному проходу к двери. За ним последовали родные — замыкал шествие Алекс с тяжело опирающейся на его руку Линн. Большая часть лиц слилась для него в одно смутное пятно, но на полпути в глаза ему бросилась тощая фигура Верда. Они приветили друг друга кратким кивком узнавания, и Алекс прошел мимо, направляясь к двери. Там, на выходе, его ждал еще один сюрприз. Хотя он не видел Джеймса Лоусона с тех пор, когда все звали его Джимми, он знал его лицо по газетным и телевизионным новостям. «А вот это дурной тон», — подумал Алекс, заметив его в конце очереди соболезнующих. Этикет свадеб и похорон равно требовал поблагодарить людей за то, что пришли.
Казалось, это будет длиться вечность. Шейла и Адам Керр, казалось, совершенно растерялись. И без того тяжко — хоронить сына, с такой жестокостью убитого, — а тут еще надо выслушивать все эти соболезнования от людей, которых они никогда раньше не видели и никогда больше не увидят. Утешает ли их, что столько людей пришло проститься с их сыном? Для самого Алекса это — лишь знак того, как отдалился от них Брилл за последние годы. Почти все тут — незнакомые.
Верд дожидался конца очереди. Он ласково обнял Линн.
— Я очень сочувствую твоей потере, — сказал он, потом потряс руку Алекса и тронул его за плечо. — Я подожду снаружи.
Алекс кивнул ему.
Наконец отбыл последний из пришедших проститься. Странно, подумал Алекс, Лоусон куда-то делся. Наверное, вышел через другую дверь. Ну и хорошо. А то вряд ли получится быть с ним вежливым. После этого Алекс проводил тестя и тещу сквозь притихшую редеющую толпу к машине. Затем он усадил туда Линн, проверил, чтобы всем было удобно, и сказал:
— Увидимся попозже, в отеле. Мне просто нужно тут окончательно все уладить.
Когда автомобиль с родственниками отъехал от крематория, Алекс, к своему стыду, на миг испытал облегчение. Свою машину он поставил тут заранее, на всякий случай, если кому-то вдруг станет плохо во время или сразу после похорон. А теперь он сознавал в глубине души, что сделал это, чтобы иметь возможность хоть ненадолго вырваться из удушающей атмосферы семейного горя.
Рука, легшая на плечо, заставила его круто обернуться.
— А-а, это ты, — вымолвил он и чуть не рассмеялся от облегчения, увидев, что это Верд.
— Ты ждал кого-то еще?
— Ну-у… Позади толпы мелькал Джимми Лоусон, — объяснил Алекс.
— Джимми Лоусон? Коп?
— Теперь это заместитель начальника полиции Джеймс Лоусон, — уточнил Алекс, направляясь от главного входа туда, где были выставлены цветы и венки.
— А что он здесь делает?
— Злорадствует, наверное. Я не знаю. Он руководит пересмотром нераскрытых дел. Может, решил проверить, как поживают главные подозреваемые. Увидеть, не упадем ли мы на колени, публично каясь.
Верд скривился:
— Мне никогда не нравилась вся эта католическая дребедень. Надо научиться быть взрослыми — смириться и жить с нашей виной. Не Божье это дело — стирать с доски наши грехи, чтобы мы могли начать жизнь с чистого листа и снова грешить. — Он остановился и повернулся лицом к Алексу. — Я хотел сказать тебе, как я рад, что Линн благополучно родила дочку.
— Спасибо, Том, — заулыбался Алекс. — Видишь? Я все помню.
— Ребенок все еще в больнице?
Алекс вздохнул:
— У нее желтушка, так что они подержат ее у себя еще несколько дней. Это тяжко. Особенно для Линн. Пройти через все это — и явиться домой с пустыми руками. А тут еще приходится пережить такое с Бриллом.
— Ты забудешь обо всех огорчениях, когда привезешь ее домой. Обещаю тебе. Я вспоминаю тебя во всех своих молитвах.
— Да, конечно, это все меняет, — кивнул Алекс.
— Ты удивишься, — улыбнулся Верд, отказываясь обижаться на невольное оскорбление.
Они прошли дальше, поглядывая на цветы. Один из провожающих подошел к Алексу уточнить, в каком отеле будут поминки. Когда он вновь повернулся к другу, то увидел, что тот склонился над одним из венков. Приблизившись, он понял, что привлекло внимание Верда, и сердце вздрогнуло у него в груди. Этот венок был неотличим от того, что они видели в Сиэтле на похоронах Зигги: аккуратный плотный кружок из белых роз и узколистого розмарина. Верд оторвал от него карточку и выпрямился.
— То же послание, — сказал он, передавая ее Алексу. — «Розмарин для воспоминаний».
Алекс почувствовал, как по телу бегут мурашки.
— Мне это не нравится.
— Мне тоже. Для простого совпадения это слишком, Алекс. Зигги и Брилл. Оба умерли при подозрительных обстоятельствах… Нет уж, дудки, давай называть вещи своими именами. Зигги и Брилл были оба убиты. И появился абсолютно идентичный венок на обоих похоронах. А послание при нем как бы связывает всех нас четверых с нераскрытым убийством девушки по имени Розмари.
— Это было двадцать пять лет назад. Если кто-то хотел отомстить, он мог сделать это давным-давно, — сказал Алекс, пытаясь убедить не столько Верда, сколько себя. — Просто кто-то решил нас попугать.
Верд покачал головой:
— Тебе последние дни было не до этого, но я все обдумал. Двадцать пять лет тому назад все за нами следили. Я не забыл, во что это мне встало. Я не забыл ту ночь, когда они бросили Зигги в «Бутылку». Я не забыл, как Брилл так извелся, что попытался покончить с собой. Прекратилось это только потому, что полиция жестко предупредила Колина и Брайана Даффов. Оба были взяты на заметку, и им было велено оставить нас в покое. Ты сам передал мне слова Джимми Лоусона, что они отстали от нас только потому, что не хотели причинять нового горя матери. Так, может быть, они просто выжидали?
Алекс усмехнулся:
— Двадцать пять лет?! Ты смог бы лелеять ненависть на протяжении двадцати пяти лет?
— Я не тот человек, которому стоит задавать подобный вопрос. Но на свете много людей, не признающих Иисуса Христа своим Спасителем, и ты, Алекс, не хуже меня знаешь, что они способны на все. Нам неизвестно, что еще произошло в их жизни. Может быть, случилось что-то, что вновь вернуло их в ту историю. Может быть, умерла их мать. Может быть, кампания по доследованию нераскрытых дел напомнила им, что они с нами не поквитались, а теперь это вполне спокойно можно сделать. Я не знаю. Все, что я знаю, — очень похоже на то, будто кто-то решил нас уничтожить… И кто бы это ни был, у него есть на это время и возможности. — Верд нервно оглянулся по сторонам, высматривая свою Немезиду среди расходящихся и разъезжающихся участников похорон.
