вполне возможно, впереди ждёт затяжное сражение.
Наскоро перекусив, Альвэйр с трудом заставил себя погрузиться в сон, чтобы поспать хотя бы пару часов. Занятие то оказалось напрасным - даже свозь сон он ощущал не отпускающее напряжение, а потому почти не ощутил, что спал.
Убедившись, что надёжно скрыл следы своей стоянки, эльф продолжил свой путь. По мере его продвижения в нехоженую часть леса, растительность вокруг становилась всё обильнее, но мужчина, казалось, не чувствовал затруднения. Он ступал почти неслышно, прислушиваясь к одному ему ведомым звукам.
Порой Альвэйр тёмным изваянием застывал среди деревьев и обращал свой взгляд в лесную чащу, туда, где, как он знал, скрывался разлом, а за ним территория людей.
Он слышал отдалённый лязг топоров и звук падающих деревьев. Прежняя почтительность людей к лесу ушла вместе с магией. Теперь столетние дубравы стали для них лишь пищей для костров и безропотными жертвами для вымещения злости.
К вечеру лорд почувствовал – Эльрис где-то недалеко. О её присутствии шептали деревья и травы, птицы испуганно галдели, будто она могла навредить им. А ещё эльф с радостью и лихорадочным нетерпением понял – она остановилась. Должно быть, как и он, слишком выбилась из сил и нуждалась в отдыхе.
Понимание этого придало ему сил, и он с удвоенной скоростью, не замечая боли в уставших мышцах, двинулся к ней.
***
Как бы эльф ни торопился, добраться до нужного места ему удалось лишь к закату.
Он замер в тени деревьев, не торопясь ступить на прогалину, которая отделала сейчас его от возлюбленной.
Эльф ощущал магию, расплескавшуюся над поляной. Сила эта была ему хорошо знакома, ею веяло от дракона-полукровки, она же скрывалась в теле Эльрис все эти годы.
Он понимал, что то - защитные чары, а потому медлил. Хотя при нём и были некоторые артефакты, пред дикой магией они бессильны.
Ему хотелось позвать её, но он молчал. Рядом могли быть враги, и он не хотел облегчать им работу, выдавая своё местоположение. А потому всё, что пока оставалось лорду – это смотреть на странное… существо, спящее среди ветвей дерева на противоположной стороне поляны.
Магия помогла Эльрис стать такой, какой она и была на самом деле. Одновременно нелепой и прекрасной, колючей и хрупкой, опасной и притягательной.
Тонкие руки и ноги покрыты колючей чешуёй, будто гранёнными изумрудами. Пальцы увенчаны острыми когтями. Заострившееся лицо с выступающими скулами. Встрёпанные волосы, что теперь едва доставали ей до плеч. Клочья одежды, оставшиеся на ней, почти не прикрывали наготу.
Крылья, унёсшие её прочь из долины, были сложены за спиной. Странные. Прозрачные, с перламутровыми прожилками, словно у насекомого, но на вид не хрупкие и ломкие, а будто бы кожистые, как у дракона.
Она спала глубоко и безмятежно в полной уверенности, что ничто в этом мире не может ей навредить.
Альвэйр не хотел тревожить её, но был обязан рискнуть. Дикая магия чутко улавливает намеренья и тайные желания. Мужчина хотел одного – чтобы Эльрис была в безопасности, счастлива и… с ним. Он был готов пойти на сделку, сам помогать неведомой силе, лишь бы она освободила девушку, дала ей вновь обрести себя.
Эльф надеялся, что магия уловит его стремленье.
Мужчина ступил в шелковистую траву, словно в трясину, и в тот же миг вокруг заклубились всполохи силы. Почти болезненное покалывание распространилось по его телу, Альвэйру почудился чей-то шёпот, будто сотни голосов что-то спрашивали у него, но разобрать отдельных слов он не сумел… А затем всё пропало. Но в токах магии воин чувствовал предупреждение. Эльф всё ещё был нежеланным гостем, и благосклонность силы могла оставить его в любой момент.
- Эльрис, - тихо прошептал он, проделав половину пути.
Он никогда и ни о чём не умолял. Ему была незнакома эта слабость - когда ты готов положить весь мир у чьих-то ног, а сам стоять на коленях и молить о благосклонности. И вот он готов был сделать это сейчас, отдать всё, чтобы она взглянула на него без холода и неприязни. Тем самым взглядом, каким смотрела в ту ночь. Будто всё, чего она желала – лишь он один.
Её имя срывалось с его уст вновь и вновь, будто слова древнего заветного заклинания. Он вложил в нёго всё, что чувствовал - любовь, тоску, надежду.
И она услышала.
Ресницы дрогнули, огромные сиреневые, с щёлочками-зрачков глаза распахнулись. Застывший взгляд скользнул по его лицу, и липкий страх овладел сердцем мужчины. В глазах девушки не было и следа узнавания, будто она стёрла само воспоминание о нём из глубин своего сознания.
Альвэйр ждал гнева с её стороны от вторжения незнакомца, но его не последовало. Она медленно села на ветке, вонзаясь когтями в кору, казавшуюся мягкой и податливой. Голова с облаком коротких волос качнулась в сторону. Похоже, ей было любопытно, кто это пришёл взглянуть на неё, а, может, это дикая магия что-то шепнула волшебнице об Альвэйре.
Ему чудился во взгляде призрак той Эльрис, что знал он, но гораздо больше в нём плескалось чистой необузданной стихии и самая искра чего-то до боли знакомого…
- Деспер, - воззвал он, заметив в мешанине дикой магии его присутсвие. Ни разу за тысячелетия ему не приходилось называть этого имени. В том не было нужды, ведь они были единым целым.
Полукровка откликнулся с готовностью, будто только и ждал того. По лицу девушки прошла дрожь, и выражение его изменилось. Стало ещё более чуждым чем раньше.
- Я знаю, о чём ты хочешь меня просить, Альвэйр, - голос Эльрис преобразился после тех метаморфоз, что постигли её. Стал более резким, стрекочущим, но всё же не мужским. Тем не менее, Десперу удавалось говорить им так, что никто не усомнился бы, что перед ним мужчина. - Ты дорог мне, и я хотел бы, чтобы ты был счастлив. Вы оба. Но разве это возможно? Ты хочешь, чтобы она вернулась, а счастье Эльрис в забвении. Она не желает вспоминать тебя.
- Ты напрасно лукавишь, - резко оборвал его эльф. - Оба мы знаем, что она убежала, потому что была несчастна… Потому что я сделал ей больно. Но бегство никого не сделает счастливым.
Альвэйр не мог ничего с собой поделать, но всё ещё доверял тому, кто предал его совсем недавно. Тому, кто играл его и жизнью Эльрис, чтобы добиться своего. Но вера в давнего друга, что зародилась когда-то в ещё чистом детском сердце, не могла исчезнуть так просто.
И эта вера подсказывала, что
