земляков. Топчусь с ним на одном месте и ничего не могу поделать. А ты говоришь — у меня все просто и легко. Это только кажется. Я сдерживаюсь, не швыряю шапку наземь. Никто не обязан делать за меня.
Лидия искренно протестовала, готова была обнять девушку, но та серьезно продолжала:
— Если бы не ты, я не справилась бы с организацией отдела. Шепетов вчера, когда я сделала ему маленький доклад, комплимент мне сказал. Он, конечно, имел тебя в виду. Вот, действительно, удивительный человек. Болен, семья у него в Ростове, не виделся три года, но никогда не видишь в плохом настроении. Вредный климат здесь для него, но он смеется, говорит — клин клином вышибают. Ты знаешь, что он третьего дня сделал? Это не секрет, уже все знают. На Орочонском прииске хозрабочие заволынили — инструмента на всю смену не хватает, дело до забастовки дошло. Хозяйственники испугались, пытаются уладить дело, не сообщают в партком, — ведь нагорит. Он узнал от кого-то и в пальтишке, в своей трикотажной шапочке, — знаешь, под бобра у него шапка? — руки в рукава и пешком — туда. Приходит. Представляешь? Суета, колгота, а он спокойно собрал собрание и все кончилось. Объяснил толково, трезво, без всяких задних мыслей, и рабочие поняли, что глупость сделали. Я видела, как он оттуда ехал. Оттуда пешком, конечно, не пустили.
Искренняя похвала Поли и льстила, и подталкивала. Лидия готова была сидеть в отделе или бегать по поселку до ночи, и часто так случалось — приходила домой, когда все уже спали после трудового дня.
Работа и успехи давались нелегко. По неопытности частенько получалось не так и не то, приходилось краснеть, как школьнице, перед мамками и перед Полей. Страдало самолюбие; мелкие неприятности лишали спокойствия, выводили из себя.
Нелегко было и дома. Угнетала бедность Мишкиной артели. К ребятам она привыкла, считала своими близкими и не могла спокойно видеть, как они, истощенные, с каждым днем все ленивее поднимаются с нар по утрам. Мишка делал все, что мог: в свободные от хлопот по нардому минуты бегал на деляну, помогал в забое, но его помощь тонула в потоке невезения, которое преследовало артель.
Как-то Лидия услышала, что Жорж работает в артели корейца Ван Ху на богатой деляне Верхнего ключа и снова живет припеваючи. Не поможет ли он ребятам пережить неудачливую полосу, не даст ли взаймы хотя бы немного? Решила попытать счастье. Однажды, не сказав ни слова Мишке, — он не позволил бы, — отправилась на Верхний. Стоял настоящий февральский день: с солнцем, морозом и огромным высоким светло-голубым небом. С тропы виднелась мачта на Радиосопке, точно игла, воткнутая в огромную подушку рукодельницы.
Жоржа в прежнем бараке, где он жил, будучи смотрителем, не оказалось. Человек, у которого спросила о нем, указал в самый конец поселка, почти в вершину легендарного ключа.
В новом обиталище Жоржа было сумрачно, через ледяные куски в окошках едва пробивался свет. Барак пустовал, лишь из отгороженной «благородной» половины, небольшой комнатушки, вместе с табачным дымом доносился негромкий разговор. Приоткрыла дверцу и сейчас же услышала знакомый голос:
— А, Лида, чего испугалась? Вали прямо. Ко мне на колени, не в отводную канаву!
Лидия попала в тесную компанию. На табуретке у стенки сидел кореец, один русский сидел с Жоржем на деревянной узкой койке, двое — на корточках на полу. На столике красовалась бутылка спирта и консервные банки. Лидия решила поговорить о деле и убраться поскорее.
— Жорж, можно тебя на минутку?
— Ни черта подобного. Садись, выпей с нами. Все ребята свои. Тут нет Мишек, Колек.
Жорж потянул Лидию за рукав. Потеряв равновесие, чтобы не упасть на головы сидевших на полу, она шлепнулась к нему на колени. Вся красная от смущения, пересела на койку.
— Ты все пьешь, голубчик?
— Не только пьет, но и закусывает, — рассмеялся русский.
— И в картишки играю, — добавил Жорж. — А что?
— Мне необходимо немного денег, — шепнула ему из ухо Лидия.
Глаза Жоржа озабоченно засуетились, на скуле напрягся желвак. Денег у него не было. Стыдясь сознаться в этом, он кивнул головой, налил бутылочный отрез и подвинул ей банку с консервами.
— Выпей с прихода. Догоняй.
Женщина, внезапно ворвавшаяся в компанию, на некоторое время оборвала беседу. Русский, сидящий рядом с Жоржем на койке, одетый в тунгусскую дошку, в унтах, мужчина средних лет, медленно переводил глаза с одного на другого, не торопясь затягивался папиросой и пускал дым к потолку. Обветренное, дорожное лицо было спокойное и тяжелое. Кореец на табурете походил на богатого артельного старосту. Он беспокойно хмурился, что-то соображал и вертел в руках треуху, как будто ежеминутно собирался уйти. Двое на полу помалкивали. Вдруг Жорж вырвал шапку у корейца.
— Ты шапку оставь, надо договориться, а потом выпить. Если ты, Ван Ху, не пойдешь — Теркандинские ключи не заплачут по тебе, а вот нас ты своими обещаниями дотянул до весны и теперь хочешь на попятную. Люди сухарей насушили, готовы, а мы сидим. Народишко уже шевелится, а мы все торгуемся.
Кореец кинул взгляд на Лидию, оглянулся на перегородку и приложил палец к губам. Русский в дошке улыбнулся.
— Не беспокойся, хватит на всех. Если оба Незаметные пойдут целиком, и тогда не унести золота, которое там лежит. Не беспокойся, все равно узнают, — гору за пазуху не спрячешь.
Лидия видела какую-то сложную игру. Ван Ху прижал ладони к груди и заискивающим голосом попросил:
— Расскажи: сам был?
— Да я ведь только рассказывал. Ну, что тебе еще надо? Какие места? Такие же, как здесь, никакой разницы нет. Ну, что еще? Район расположен по реке Терканде. Терканда впадает в Джелтулу, правый приток Тимптона. Слыхал? Ну что же еще? Ну, первым открыл золото якут Александров в тысяча девятьсот семнадцатом году. В двадцатом район захватили хунхузы и хищники, держали в своих руках, никого без выкупа не допускали, не выпускали. Недовольные взбунтовались, главарей порасстреляли и начали делать то же самое, пока отдел снабжения Пятой армии не восстановил порядка и не начал эксплуатировать ключи сам. Но дело в том, что никто не добрался до настоящего золота.
Жорж стукнул кулаком по столу. Бутылки и стаканы подпрыгнули и зазвенели.
— Человек своими глазами видел, а его исповедуют. Не ботало{70} сидит, а штейгер. Понимает что-нибудь, наверное!
Наступила тишина. Ван Ху напряженно смотрел в лицо штейгера. Остальные, не мигая, уставились на него. Было ясно — кореец держит в своих руках судьбу важного предприятия. Все усиленно дымили папиросами. Жорж нервно протянул руку к бутылке:
— Наливай, вспрыснем Теркандинскую артель. Незаинтересованный
