работницы, по имени-отчеству инженеров звали, даже если молодые, Александра Тимофеевна, вы зачем, извините, злоупотребляете, у вас кожа и так прекрасная, не понимаю. Она что-то сказала, не помню, а я вижу, там, под штукатуркой, что-то синее чернеется под глазами. А потом в столовке к ней подсела и спрашиваю: что, муж? Да нет, да что вы, она тоже всех на вы называла, а потом заплакала и все рассказала. Бил ее муж каждую субботу. Психованный был, в субботу напивался и начинал: почему поздно пришла, с кем была, кому даешь? Не мог поверить, что она со своей внешностью никому не… Ну вот, и она стала мне рассказывать. Еще была у них проблема, что ребенка не было, он считал, что она виновата и тайком выкидыши делает. А она, наоборот, хочет, но не получается. Она же надеялась, что будет ребенок, и он успокоится. А я ей говорю: Саш, даже не мечтай. Хоть ребенок, хоть два, если человек с таким характером, это не лечится. Он тебя забьет до смерти. Она: нет, все наладится. Ага, наладилось так, что он ей руку сломал. И она мне признается, что готова сбежать, но боится. Найдет и убьет. Я ей предлагаю: у моей бабки еще одна комнатка есть, въезжай и живи. Если что, милицию позовем. И она согласилась, переехала. Но я ее не трогала. Вся измучилась, спать перестала, а терпела, только мне хорошо было, что она рядом. Муж приходил два раза, один раз и в самом деле милицию позвали, другой раз я с ним сама справилась. Это я сейчас усохла, а была хоть не сильно высокая, но мощная, прямо мышца на мышце. Ну, навешала мужу пендюлей, пригрозила, что у меня прокурор знакомый и что я его посажу, если будет безобразничать. А тут вышло, что я на работе была в воскресенье, что-то там срочное было, не помню, прихожу домой, а там сюрприз: он лежит на полу, кругом кровища, а Саша стоит с утюгом и трясется. Говорит: я не знаю, как это получилось, я не хотела. А под глазом уже вот такой вот синяк, с яблоко. Она говорит: мне теперь все, конец. И я думаю то же самое: точно, конец, дадут срок, и я ее не дождусь, потому что такие на зоне не выживают.
— Откуда вы знали, уже был опыт? — спросил Гусаров.
— Я детдомовская, а это та же зона. Нет, у нас еще неплохо было, у нас заведующая была добрая, Екатерина Евгеньевна, если кого наказывала, то не обидно, била только за дело, у нее линейка была большая, для доски такая, метр или больше, вот она этим метром нас… А как еще, некоторых не только бить, убить мало, такие были неисправимые, злые до предела. В общем, я предлагаю: Саша, давай его прятать, пока никто не чухнулся и бабки нет. Сперва тут, а потом перепрячем. И мы его в подпол сунули, сухой подпол был, с песочком, вот мы песочком и присыпали, потом пол от крови отмыли. А бабка вернулась вся в соплях — заболела. И легла, и лежит. И никак ее из дома не вывадишь. Милиция приходила к Саше: так и так, ваш муж пропал, не в курсе, где он? Без понятия, Саша говорит. А на работу же надо ходить, мы ходим, а сами на нерве — вдруг бабка в подпол полезет? А он же уже пахнуть начал, и бабка в самом деле полезла. Приходим, а нас ждет милиция. И я вижу: Саша спеклась, сейчас все расскажет. И говорю: муж Александры Тимофеевны пришел пьяный и совершил на нас нападение, я его ударила утюгом в порядке самообороны, в результате произошел несчастный случай. Они Сашу спрашивают: так было? А Саша настолько плачет, что ничего не может сказать. Как онемела. Потом, сами понимаете, суд и срок. Саша хотела признаться, я ее отговорила. Она говорит: не понимаю, ты почему так себя ведешь, я тебе даже не родственница, в чем дело? Ну, и я призналась: понимай, как хочешь, Саша, а я тебя люблю. И пошла мотать срок. Это неинтересно, плохо только, что по досрочному не освободили, меня на драку спровоцировали, пришлось до самого звонка… А с Сашей переписываемся, но она мне не напоминает, что я ей говорила, я тоже. Про погоду она мне писала, про работу, какие книжки читала, я тоже такие начала читать, обменивались впечатлениями… Я иногда не то чтобы впрямую писала, но намекала, что я ее… Что вспоминаю все время, особенно ночью… Можно я отопью немножко?
— Можно! — сказали все чуть ли ни хором.
Римма Сергеевна отпила небольшой глоток, облизнула губы.
— Хорошая наливка. Ну и вот, и я, когда вернулась, узнала, что она замуж вышла. И муж, вы не поверите, капитан милиции, который убийство расследовал, это у них оказался повод познакомиться. А Саша же мне свой адрес писала, я по этому адресу приезжаю, предупредила ее, что приеду, прихожу на квартиру, шампанское купила, цветы. Открывает ее муж. В форме. Приготовился меня встретить. А ее нет. Он меня впускает и говорит: я все знаю. С одной стороны спасибо тебе, с другой, мне известно, кто ты такая, могу тебя за это опять посадить. Я говорю: зря пугаешь, статья за мужеложство у нас есть, а за женоложство нету, потому что оно в нашей стране считается несуществующим. Да и повода, говорю, нет, я твою Сашу не трогала. Он говорит: не трогала, но могла, я твои письма читал, там черным по белому ясно видно про твои намерения. Поэтому давай по-хорошему: мы тебе с Сашей в частном порядке дарим триста рублей, и я тебе помогаю трудоустроиться на нормальную работу в город Стерлитамак, у меня там друг, он обещал все сделать. Я говорю: все поняла, вижу, вы человек серьезный, но хотя бы одна просьба: увидеть Сашу. Можно в вашем присутствии. Он ее зовет, она дома была, оказывается. Она выходит, нервничает, что-то говорит, оправдывается, я успокаиваю: ты тут вообще ни при чем, если кто-то кого-то любит, он и отвечает, а кого любят, он ни за что не отвечает. Даже цветы не стала ей дарить, чтобы не смущать, шампанское тоже унесла, потом его во дворе из горлышка выпила. Ну… Ну и все. С наступающим вас!
И Римма Сергеевна выпила вино одним махом, одним большим глотком.
— Еще брызну? — спросил Сергей Михалыч.
— Можно, я крепкая, если кто сомневается.
Сергей Михалыч налил Римме
