– Ты видел, как я была беспомощна, когда поняла, что амулет тебя защищает ото всего. И сейчас я защищаю тебя от взбесившейся лошади. Видишь, она меня слушается и успокоилась?
Антон не мог справиться с захватившей его волной воспоминаний о бабушке – той, которая его приняла целиком – с его пронзительными криками по ночам, глазным тиком, с зеленым поносом c червяками, ползающими потом в туалете. Бабушка выхаживала его почти год. Эти воспоминания путались с его выдохами на счет 1519, 1520… чьим-то приглашением вернуться наверх в теплую спальню, с женским воплем и запахом сожженных женских волос. И снова… вкус свежего хлеба, парного молока. Нежная колыбельная перед сном.
Тонкий, едва уловимый аромат доверия смешивался со страхом. Но этого хватило, чтобы Маргарита заметила его, вдохнула поглубже, но усилить не получалось. Собственная анестезия эмоций не выдержала давления, и ее затопило ужасом. Она вспомнила…Сожженных заживо женщин… Огонь у дома сестры… Невозможность пошевелить руками, ногами, сказать слово – собственные ощущения при выходе из комы. Хотелось бежать и не дышать… Или… совершить месть за сожженных заживо женщин – своих сестер. Их сжигали в Средневековье и продолжают сжигать сейчас – только огнем эмоций, манипулируя виной и стыдом, чтобы они сами себя уничтожали, чтобы заслужить ярлык «хорошей жены», «эталона моды» или «работницы месяца». И реально убивают – обрив наголо, истязая, играя в кошки-мышки, обещая жизнь за подчинение воле убийцы. «Если нагнать ужаса на гнедую, она затопчет убийцу. Совершится возмездие…» – вдруг подумала Маргарита. Она металась между бессилием, страхом и гневом, находя логические доводы для любого решения. Она искала грань, которую бы не смогла перейти и которая стала бы опорой для нее самой.
Задыхаясь от собственных эмоций, она потянулась к флакончику, вылила его себе на руку и принялась растирать лицо, вдыхая запах безмятежности, уверенности и доверия – первый аромат в жизни ребенка. И вместе с этим запахом возник образ мальчика, который не мог убежать от деспотичного фанатика-отчима и сумасшедшей матери, положившей на алтарь своего мужчины не только свое тело, волю и жизнь, но и своего сына. Маргарита ощутила вязкость этого бессилия, словно болото поглощающего реальность маленького мальчика, слушающего вопли ужаса и безумные проповеди, вместо игр с детьми и колыбельных матери. И ей стало жаль маленького Антона. Подростка, которому нужна была мать, чтобы видеть его, чувствовать его боль и защищать. Мать, которой можно доверять. Убийцу спасти нельзя. Можно сохранить себя.
Маргарита хотела бы поделиться с этим мальчиком любовью своей матери, которая учила ее в шестнадцать лет заново ходить, есть, говорить после выхода из комы, окружила ее верой и заботой. И тогда бы этот мальчишка не вырос монстром.
И страх стал уменьшаться: и ее, и Антона Львовича. Смешался страх прошлого и доверие нового опыта – появилась покорность.
– Антон, бабушка очень расстроена, что ее труд пропал даром. Что победил отчим, а не она. Он победил в борьбе за твою душу. Ты стал воплощать его книгу в реальность. И воплощал очень точно, как написано: обривал волосы, чтобы лишить ведьму силы, дождался родов ведьмы, ведь ребенок невинен, его нельзя судить.
Антон Львович слышал женский голос, который рассказывал про то, как он боролся со своими демонами, как наказывал злых матерей, не уважавших его семью. Без бабушки чай не помогал, приходили призрачные фигуры и мучили его, они говорили словами матери про искупление. Они хотели, чтобы он помог им в борьбе со злыми ведьмами. Всё по закону «Молота ведьм» – уставу отчима. И Антон их послушал, чтобы стало тихо в голове. Начал с крашеной блондинки, что напала на его семью. В подвале лесного домика, в кандалах, после того, как на ней не осталось волос, дающих ей надменность и ярость, она уже не считала бабушку Тамару ведьмой, а каялась в своей связи с лукавым. Говорила о раскаянии. Но она была лжива и так и не искупила свое зло.
– Ты стал таким же, как твой мучитель. Но ты можешь все исправить. Ты же помнишь, когда человек признается в содеянном, это облегчает его вину. Это избавление от греха. Это путь, который одобряет бабушка Тамара. И твое признание в совершенных убийствах поможет наказать твоего отчима. Ты победишь. Ты уже не будешь бессильным. А матери поймут, что нужно защищать своих детей. Чтобы они не повторили твой путь. Твой рассказ о своей боли и к чему она привела – это твое оружие, твоя сила. Твое искупление.
– Она пришла ко мне за деньгами на убийство своего ребенка – моей внучки. Я должен был защитить своего потомка. Я спас Тамарочку, нашел ей кормилицу, няню. У нее будет обеспеченная, нормальная жизнь, – уверенно заявил Антон Львович.
Да, он почувствовал вкус власти судить. Это было сладко. Но самое главное, потом голоса отступали, становилось тихо. Даже когда он ждал долгих девять месяцев, чтобы ведьма родила, было тихо. Так можно было жить и не ощущать слабость, уязвимость.
«Голосам не понравится это новое искупление, а вот бабушке – да», – подумал Антон. И это легкий выбор в его жизни – нужно защищать своих. Защищать выбор бабушки Тамары, для сына, для внучки.
– Хорошо, – прошептал Антон Львович Пекрасов. – Ты сделаешь так, как бабушка делала? Чтобы мир не расплывался, чтобы призраки ведьм и голоса не приходили за мной? Тогда я признаюсь.
– Да, – пообещала Маргарита, набирая номер следственного комитета.
Антон Львович Пекрасов, меценат, депутат городской думы Чернотопска, заводчик лошадей, сидел в запыленном костюме и раскачивался вперед-назад, беззвучно шевеля губами. Рядом спокойно щипали траву Ивушка и гнедая.
Спустя несколько недель Маргарита Викторовна выполнила свое обещание, посетив колонию строгого режима. Ведь ведьма знает цену своему слову.
Глава 17
– Налей мне сухого красного, – попросила Марго Виктора.
Он повиновался, но не удержался и выразительно взглянул в сторону бутылки на столе, ставшей уже частью интерьера.
– Зачем вы о нем попросили, если не собираетесь пить?
Марго забрала наполовину полный рубинового блеска бокал. Бутылка, на которую указал Виктор, маслянисто темнела, кажется, наполненная до краев. Марго не хотелось к ней прикасаться раньше времени.
Оба они вздрогнули, услышав быстрый перебор шагов по лестнице. Первым за приоткрытую дверь просочился дымчатый котяра, чем вызвал протестное шипение из противоположного угла.
– Смотри-ка, Дорофей, – обратилась к своему коту вошедшая пухлая девушка. – И для тебя здесь компания найдется!
Кот, считавший этот зал своим, такой перспективе не обрадовался, но на рожон не полез – габариты у него были не те, чтобы нарываться.
– А я вот на всякий случай булочек с собой принесла. – Гостья остановилась у ближайшего столика и вынула из пакета накрытое вафельным полотенцем блюдо. – Вы ведь хотите знать, что с той ведьмой стало, да?
Патефон запел звонко, по-детски радостно и искренне. Посетительница улыбнулась.
