подставивших своих людей под польскую картечь. Так, одного полковника отдал Александр Васильевич под суд, а другого, героического майора Тюрина, совершившего стремительный маневр, сделал тут же полковником и назначил командиром Азовского полка. Расцеловал и сказал — нет ничего дороже в России, чем простой солдат! Был полковник Тюрин простым солдатом, оттого и великую милость заслужил от «батюшки», «отца родного» Александра Васильевича Суворова.
Народ на просмотре «Суворова» не скучает, хоть знают наизусть. Вот засмеялись, вот примолкли, вот обсуждают эпизод, когда пришел к власти в России безумный Павел, стал ломать суворовские военные правила. Обидно солдатам. Макогонов вышел из своего вагончика — знал по времени, что сейчас на экране начнется самый тяжелый момент в фильме, как застрелится полковник Тюрин.
Вот эпизод:
«С приходом Павла Первого начались преобразования армии на “гатчинский манер”. Вернулись старинные уставы и нелепые формы одежды, упраздненные при содействии Суворова почти тридцать лет назад».
Смотр войск. Павел со свитой выходит. Перед ним по стойке смирно два полковника, один из них Тюрин. Оба присланы с донесением от Суворова к императору Павлу.
П а в е л: Кто такие?
Т ю р и н: Ваше Императорское Величество, полковник Тюрин штаба войск юго-западных.
Павел смотрит с ненавистью и страхом: — За что кресты?
Т ю р и н: За Измаил, Варшаву, Рымник.
П а в е л: Как стоишь!!
Тюрин подобрался, но не моргнул и глазом на окрик государя.
П а в е л: Почему мундир старый? Где косицы и букли? Устава не знаешь?! Вы кому изволите подчиняться, сударь?!
Т ю р и н: Фельдмаршалу Суворову, Ваше Императорское Величество.
Среди свиты напудренный хлыщ — молодой офицер, он качает головой и смотрит на Тюрина презрительно.
П а в е л: Награды подобает тому, кто выше всех почитает долг повиновения своему императору! Принять шпаги! В крепость!! Снять кресты!!!
Тюрин смотрит на императора, но нет ужаса в его глазах, но сожаление есть и уверенность в себе и поступках своих.
Павел машет свите.
Выбегает тот самый хлыщ, начинает срывать с Тюрина кресты.
Тюрин зажимает кресты рукой и в упор смотрит на хлыща.
Хлыщ оборачивается на императора.
Тюрин и хлыщ некоторое время борются.
Тюрин выхватывает пистолет, к нему бросается его товарищ.
Хлыщ прячется в свите.
Свита в страхе шарахается. Тюрин отталкивает друга.
Павел в страхе падает на руки свиты.
Тюрин стреляет себе в сердце и падает пред напуганным безумным императором и русскими полками замертво.
Строй солдат колеблется, один роняет ружье, строй ломается. Бежит офицер.
О ф и ц е р: Стоять смирна!!
Другие офицеры начинают избивать солдат.
П а в е л орет: Какой по-олк?!
Г е н е р а л и з с в и т ы: Третий Ревельский суворовский, Ваше Величество.
П а в е л вопит: Полковника ко мне!!
Бежит полковник, подбегает к императору.
П а в е л командует: По-олк, кругом!
П о л к о в н и к, повернувшись к солдатскому строю, орет: По-олк, кругом!!
Полк разворачивается.
П а в е л визжит: Дирекция прямо в Сибирь. Ма-арш!!!
П о л к о в н и к: Дирекция прямо в Сибирь. Ма-арш-ш!!!
Полк развернулся и пошел в Сибирь. Заиграла музыка печальная, трагическая, сожалеющая о солдатской доле…
Вернулся в комендатуру не кто-нибудь, а блудливая душа зампотыл Василич. Макогонову сразу доложили. Чего от Василича ждать хорошего?.. Много чего. У него можно и спальников набрать. Василич чувствовал, что житья ему не дадут — пока он был в отпуске, комендантские переносили тяготы и невзгоды, связанные с перездом. «Могут и не простить. Дух боевых не закроет. Эти придурки нажрутся, могут и стрельнуть», — размышлял Василич. Пошел он к Макогонову.
— Здорово, Василич, — весело смотрит Макогонов: «Вот прищучили тебя, крыса тыловая, ну, давай предлагай».
Василич для разведки человек выгодный. По комендатуре разброд и шатание, а горючка нужна, и с ротным лишний раз встречаться Макогонову не резон — как бы чего не вышло неуставного. С Василичем можно жить и выгодно жить.
— Оставайся, Василич, у меня. Понимаю, проблемы. Кстати ты мои «бардаки» заправь, и штук пять теплых спальников.
Василич рад, что так дешево отделался. Новый полковник, тот самый Спасибухов, сразу не невзлюбил Василича. Беда теперь шалавистому зампотылу.
— Через пару недель пойдем в Ханкалу колонной. Привезу. — И хитро помигивает: — Я тут тебе одну штуку добыл. Крест!
И достает Василич из кармана фашистский крест за военные заслуги с мечами.
— По случаю приобрел. Настоящий, копаный.
Макогонов уже два «креста» за мужество имеет. Но такого… Взял Макогонов немецкий крест и рассматривает.
— «За военные заслуги». Спасибо. Живи, Василич, пока. — На противоположный угол в вагончике указал: — Там и падай.
На том и сошлись. Василича вызвали в штаб. Убежал, краснея на ходу.
Макогонов вертит крест и вдруг примеривает себе. Задумался.
— Ну ладно, смотрящий от Бахина. Завтра совещалово, пообщаемся, как то предписывает воинский устав.
Зампотыл Василич на совещание предположил, что в воздухе пахнет волюнтаризмом. Рассерженный и расстроенный последними неурядицами в жизни Душухин попросил Василича не выражаться. Смеется народ — будто кино веселое им прокрутили перед совещанием. Вошел в палатку и трожественно сел за первую парту энер. Валера Тополев недовольно сопит, глядя на Макогонова. Народ на задах шумит совсем не по-уставному, шушукаются в предвкушении представления.
Вошел полковник Спасибухов.
— Смирно, — подал голос Душухин.
— Садитесь, товарищи офицеры. — Спасибухов что-то раскладывал на столе, потом поднял голову. — Начштаб… — и осекся.
— Да, товарищ полковник, — промямлит Душухин, понимая, что сейчас начнется. И что он не в силах привести к порядку всю эту гребаную комендатуру и уж тем более этого сумасшедшего начальника разведки.
Спасибухов не может вымолвить ни слова: он уперся взглядом в сидящего на первой парте Макогонова. Тот как дисциплинированный курсант сложил по-учебному руки. Лица Макогонова не видно остальным. Но такое было лицо у Спасибухова, будто сидел перед ним сам Шамиль Басаев.
Народ в штабной палатке начинает волноваться, смешки пошли. Спасибухов кашлять начал. Душухин прячет взгляд, ковыряет ногти. Валера Тополев и тот не смог сдержать улыбку. Толпа уже ржет, валится со смеху, но не громко, а в кулаки.
Перед Спасибуховым сидел начальник разведки в новом маскхалате, под маскхалатом свежайшая белая майка, а на груди висел тот самый фашистский крест за военные заслуги с мечами.
Макогонов восседает с умнейшим видом и ждет дальнейших указаний.
Совещание было превращено в спектакль.
На задних рядах Василич шепчет Питону. Комендант был отстранен от командования, но
