прямо перед собой: — как есть скотина. Ненавижу.
— И это я переживу. — вздыхаю я. Не видать мне пира со своей сестрой отныне, не видать как своих ушей, а значит и ледышки летающей вместо транспорта тоже не видать. И тоже как своих ушей. То, что вопрос «имперской важности» — можно забыть. Ай Гуль важность вопросам в своем собственном, произвольном порядке присваивает. А прямо сейчас она со мной не разговаривает, хотя и обращается. Это у нее односторонние монологи такие.
— Лан, ты сможешь меня и Машу в Сневеж доставить? Или хотя бы меня одного? — спрашиваю я, мысленно прикинув расстояние.
— Если бы у меня были две секиры. — качает головой Лан: — управлять я могу только в пределах видимости. А у меня секира и вот это дерьмо… — она взвешивает в руке кривую джурскую саблю: — была бы вторая…
— После этого обязательно в квартал к шичам зайдем, тебе новые секиры сделаем. — обещает Мещерская: — и правда, непорядок что Мастерица Парных Секир с одной вынуждена ходить. Тебе же неудобно. Надо было раньше озаботиться. — она бросает на меня косой взгляд.
— Так откуда я знал, что ей вторую секиру сделать можно, я думал фамильная, древняя, рецепт и способ изготовки утерян. Ну, или подошла бы ко мне и спросила. — говорю я, оправдываясь: — конечно сделаем, это же твою эффективность в бою наполовину повысит.
— Ваше благородие! — обращается ко мне Руслана Светлая: — личный состав излечен и готов к маршу. Боеприпасы и оружие в наличии, все проверено. Готовы исполнять ваши приказы.
— Возвращайтесь в казармы. — говорю я: — на вас же лица нет, еле на ногах держитесь.
— Но… — лицо у Русланы мрачнеет. Никогда раньше не видел мрачную валькирию. Впрочем, и черных валькирий раньше не видел. Много нового за этот день.
— Не хотят они в казармы, — переводит мне Мещерская: — ты на них посмотри. — она обводит рукой стоящих в строю валькирий. Лица у всех сосредоточено-мрачные. Ни одной улыбки.
— Мы не оправдали. — тихо говорит Руслана: — это мы должны быть опорой и защитой всех людей в Империи, а мы — не оправдали. В час, когда мы должны были встать на защиту и всех спасти — мы не справились. Вам пришлось нас защищать и спасать. Но сейчас мы готовы. Больше мы никому не позволим нами помыкать.
— Да вам амулет покажи, и вы снова на режим прямого управления перейдете. — говорит Ай Гуль не поворачиваясь к нам: — вы — уязвимость. Вы нас только назад тянуть будете, а то еще и оружие против нас повернете. В спину ударите. А он вас еще защищает, нашел себе игрушки.
— Больше такого не повторится! — бледнеет Руслана, стискивая кулаки: — этого больше не повторится никогда. Мы не куклы. Нами сделаны выводы. Ни одной черной валькирии не будет. Никогда.
— Вы приняли меры? И какие же? — интересуюсь я. В самом деле, моя кузина груба и пряма как палка, но ее можно понять. Действительно валькирии, которые «при звуках флейты теряют волю», а вернее — при виде Амулета Ордена Святой Елены переходят на режим прямого управления — бесполезны и даже опасны для своих союзников. Уж лучше без них, чем с ними. Я могу быть чертовски сентиментален, могу понимать чувства (если они есть) валькирий, которых переломали через колено и заставили исполнять приказы, которые они не собирались исполнять, заставили стоять смирно, пока им веки зашивали. Могу понять. Однако пойти в бой с союзниками, на которых нельзя рассчитывать, которые в теории — могут и в спину ударить — нет. Убивать их всех без разбору, как моя кузина хотела — я не желаю. Однако и доверять пока не могу.
— Все очень просто. — отвечает Руслана: — отныне любая из нас, которая увидит Неназывамое — умрет на месте. У вас не будет с нами проблем, мы или на вашей стороне, или мертвые.
— О, просто замечательно! — подает голос Ай Гуль, все так же глядя в монастырскую стену: — конечно! Выйдет Никки, покажет вам амулет, и вы все трупы. Какой прекрасный выход! Володя тут жизнью рисковал, только чтобы вас из черных вытащить, а вы все помрете. Дуры неблагодарные.
— Но… — Руслана бледнеет еще больше: — у нас нет иного выхода! Мы должны доказать, что…
— Если хотите что-то доказать, то развернитесь и ступайте в казармы как вам было велено! — повышает голос Ай Гуль и наконец поворачивает голову к нам. На ее щеках нездоровый румянец, рваный, полосами и пятнами, глаза блестят.
— Если вы думаете, что саботируя приказы своего командира вы сможете доказать что-то кроме того, что вы неуправляемые истерички а не воительницы — то вы здорово ошибаетесь! Слушайте своего командира! Развернулись и потопали!
— … прошу прощения! Разрешите исполнять⁈ — прикладывает руку к козырьку Руслана, видимо наконец придя в чувство.
— Исполняйте. — киваю я. Внешний вид Ай Гуль и влага в ее глазах меня настораживают. Нет, я был готов к тому, что она меня возненавидит и будет обижаться, но… что-то тут не так. Что-то не склеивается у меня в голове. Неужели? Вот в жизни бы не подумал, хотя Сашенька мне говорила, что в свое время в далеком детстве я свою кузину отшлепал и та в первый раз кончила… да, вроде в шуточку сказано было, но Ай Гуль тогда на нее не на шутку обиделась, да и сейчас — этот румянец на щеках, это лихорадочное, прерывистое дыхание, эти блестящие глаза…
— Только попробуйте ослушаться… — Ай Гуль встает, ее ноги подкашиваются, и она поспешно опирается рукой о стену: — смотрите у меня. Чего ты на меня так вылупился⁈
— Да ничего, — поспешно отвожу взгляд в сторону. Подкашиваются ноги, значит. А я и не заметил, пока ее по заднице шлепал. Так если вдуматься — ну кто может мою кузину отшлепать и в живых после остаться? Очень небольшой список людей, я бы сказал, что на одном маленьком листе уместиться. Мда. И что с этим делать? Она ж мне сестра, пусть и двоюродная. Да она и сама понимает все, вон, глаза прячет. Неужели она специально нарывалась? Ну нет, не должна вроде, тут же у нас на руках кризис имперского масштаба… а с другой стороны кто как не Гулька плевать хотела на все, лишь бы свои проблемы решить. Такой вот здоровый эгоизм. Или это у нее подсознательное? Вот охота нарваться, а почему — самой непонятно. Вообще в этом случае намеренно высокомерная манера вести себя и дерзить всем подряд — становится понятной и оправданной. Охота ей, чтобы ее на лавке разложили и по заднице отшлепали, наверное, еще и розгами, да, наверное, еще по голой коже, чтобы следы оставались. Чтобы потом она в светских салунах разговоры о французской поэзии и высокой магической науке вела, а кожа на жопе горела от ударов. И… вот будь на ее месте кто другой, так я бы с удовольствием бы и выпорол и
