— Но сейчас самое подходящее для этого время, Джонас.
— Нет, лапочка моя, вряд ли. Меня сейчас заботит другое.
— Что именно? — спросила она самым что ни на есть невинным тоном.
Джонас провел кончиком большого пальца по чувствительному узелку, скрытому в завитках ее плоти.
— — Угадай.
Верити вздрогнула всем телом, отвечая на его ласку. Брови ее сердито сошлись на переносице.
— Ты имеешь в виду секс?
— Ну наконец-то! — Он раздвинул ее ноги и осторожно прикоснулся к лону. Она была уже влажной и горячей. Ее терпкий запах щекотал ему ноздри, возбуждая его еще сильнее.
— Джонас, секс не годится для полноценного общения. — Дыхание ее становилось тяжелым и прерывистым, по мере того как его ласки становились все более интимными.
— Считай это другой формой общения — общения без слов. — Он снова склонился к ней и коснулся языком ее влажной плоти. Затем просунул палец в ее узкие ножны.
— По-моему, у нас уже достаточно было подобных дискуссий, — прошептала Верити, — Давай теперь просто поговорим. Я серьезно, Джонас, прекрати! Мы должны учиться беседовать друг с другом, когда возникают какие-либо проблемы.
— Верити, — твердо сказал он, давая ей таким образом понять, что его терпение на исходе. — Всему свое время — и разговорам, и любовным утехам. Поверь, уж я-то знаю.
— Черт возьми, Джонас, уж если мы решили пожениться, я настаиваю, чтобы ты почаще общался со мной посредством слов, а не действий. — Она яростно вцепилась ему в плечо.
Джонас медленно выпрямился и окинул взглядом женщину, которая скоро станет его женой.
— Так ты хочешь использовать свой рот?
— Я думаю, так будет лучше, Джонас, — серьезно сказала она, — По крайней мере в данный момент. Не подумай, пожалуйста, что я не хочу заниматься с тобой любовью, — просто я считаю, что нам нужно научиться понимать друг друга, беседуя о том, что нас волнует.
Джонас кивнул — видимо, принял какое-то решение.
— Ладно. Ты хочешь поработать языком — пожалуйста, действуй. — Он откинулся на подушки и обхватил рукой ее затылок. Затем мягко, но твердо наклонил ее голову, приблизив к своей страждущей плоти.
— Джонас, я вовсе не это имела в виду, и ты прекрасно это знаешь!
— Открой рот, любовь моя, и покажи, на что ты способна.
— Ах ты негодяй! Я пытаюсь завязать с тобой серьезный разговор, а ты опять все сводишь к сексу! — Ее дыхание обожгло разгоряченный фаллос, и Джонас подумал, что еще немного, и он не выдержит.
— Я жду не дождусь, когда твои уста извергнут перлы женской мудрости. — Он потянулся вверх, когда она снова открыла рот, чтобы заговорить о преимуществах словесной дискуссии. — А, вот так уже лучше. — Стон блаженства вырвался у него из груди, когда ее губы сомкнулись вокруг его плоти. — Значительно лучше. Твои уста — непревзойденный инструмент общения.
Последней его мыслью было то, что он прекрасно проживет и без подключения к временному туннелю. Но он сойдет с ума, если потеряет Верити.
Она — его будущее.
— Верити!
Она сонно шевельнулась в ответ.
— Да, Джонас?
— Я так перепугался тогда. Правда. Мне казалось, что часть меня пропала бесследно. Я чувствовал себя так, словно потерял руку или ногу.
У Верити мигом весь сон как рукой сняло.
— Я знаю, Джонас. Я чувствовала, что для тебя это тяжелая утрата, но ты ведь даже не заикнулся об этом. И я не знала, как разговорить тебя.
— Я не мог говорить на эту тему. Исчезновение моего таланта могло привести к разрыву с тобой. Сразу две утраты — это уж слишком! Слава Богу, сейчас все позади.
Она улыбнулась с облегчением и нежно поцеловала его в губы.
— Теперь все будет хорошо. Джонас, я люблю и любила тебя, несмотря ни на что.
— Ты знаешь, чего я боялся больше всего на свете? Что тебя переманит какой-нибудь экстрасенс типа Оливера Крампа.
— И совершенно напрасно. Я никогда не бросила бы тебя ради Оливера. Он мне очень нравится, но я его не люблю.
Он повернул голову и внимательно посмотрел на нее своими золотистыми глазами.
— Ты нашла в нем некоторое сходство со мной, я знаю.
— Нет, — твердо возразила она. — То, что мне нравится в Оливере, не имеет никакого к тебе отношения. Мы с Оливером друзья, и не более того.
— А что с твоими кристаллами?
Верити улыбнулась:
— То, что я узнала о кристаллах благодаря Оливеру, не могло превратить нашу с ним дружбу в любовь. Внутренняя связь, которая возникла между мной и Оливером, не была так… привлекательна, как это было в случае с тобой. Я не чувствовала эмоционального контакта с ним. Это трудно объяснить, Джонас, но это было совсем не то, что в свое время было между нами, поверь. К тому же теперь все куда-то исчезло.
— Исчезло? — лукаво повторил Джонас.
— Те способности к настройке кристаллов, которыми я обладала, были, очевидно, связаны с тобой, а не с Оливером. С тех пор как ты утратил свой дар, я больше ничего не чувствую, когда беру в руки кристалл.
— А ты говорила, что вы с Оливером пытались с помощью кристаллов вывести меня из бессознательного состояния после того, что случилось в сокровищнице.
Верити покачала головой:
— Это Оливер работал с кристаллом. Я же просто до одури кричала тебе в ухо, пока ты не очнулся. Он слабо улыбнулся:
— Я услышал, как ты орешь, и решил, что пора возвращаться. У тебя острый язычок, любовь моя.
— Я рада, что ты это наконец оценил, — пробормотала она.
— Да, я это оценил. — Он ухмыльнулся распутной ухмылкой, припоминая подробности прошлой ночи, и дотронулся кончиками пальцев до ее губ. — Полагаю, твой рот — самая важная часть твоего тела. Я подумываю о том, чтобы его застраховать.
Глава 20
— Они собираются назвать его Николае Эмерсон Куаррел! — Стекла маленькой палаты родильного дома зазвенели от радостного вопля Эмерсона. Если кто в комнате ожидания и не знал о том, что Николае Эмерсон появился на свет, то теперь ему, без сомнения, стало все известно.
Верити лежала на кровати, прижимая к груди маленький сверток, и счастливо улыбалась. Она знала, что ее отец мерил шагами приемную с того самого момента, как прошлой ночью у нее начались роды. Когда Джонас наконец вышел из палаты и сказал Эмерсону, что у него родился внук, тот своим громовым ревом прямо-таки потряс стены здания.
Верити подняла голову и взглянула на мужа. Джонас, сидя рядом, не отрываясь смотрел, как она кормит их малыша. В его золотистых глазах сияла отцовская гордость. Он смотрел на маленького Николаса как зачарованный.