бургомистр струхнет, но вот представитель красных — вряд ли.
Перед зданием ратуши послышался какой-то шум. Унтер высунулся из окошка. Четверо его солдат возвращались с площади, надрываясь от смеха. Рукава их френчей были закатаны по локоть, как будто солдаты находились не в родной Германии, а шли по просторам России в первое военное лето под торжественные звуки фанфар. А как они тогда пели: «Вперед! Вперед на восток, славная армия!..»
Все это потом не раз показывали в кинохронике.
Херфурт знал, что они разогнали толпу с площади стрельбой, быть может, не только в воздух, но все это его как-то не трогало.
28
Раубольд озабоченно ходил взад-вперед по комнате, припоминая, не забыл ли он дать какие-нибудь нужные распоряжения, чтобы нападение бандитов не застало их врасплох. Дом, в котором жил Хайнике, находился под охраной.
Раубольд выглянул в окно. Во дворе замка собралось уже довольно много рабочих. Разделившись на небольшие группы, они оживленно беседовали. Раубольд радовался, что они сконцентрировались все в одном месте.
Спустившись во двор, Раубольд услышал обрывки фраз:
— До сегодняшнего дня нам везло, но теперь…
— Ентц еще не вернулся…
— Если Хайнике умрет, я им отомщу…
— Да как ты это сделаешь, если тебя самого могут укокошить?
— Я на такое не пойду: у меня двое детей.
— Сегодня нам не везет, товарищи.
— Везет или не везет, а ратушу они захватили!
Заметив подошедшего к ним Раубольда, рабочие рассмеялись, а он так растерялся от этого смеха, что даже не знал, как перейти к делу, ставить ли им конкретные задания. Ему не удалось посоветоваться ни с Хайнике, ни с Ентцем, их спокойным и выдержанным бургомистром, который, возможно, подсказал бы и другой способ борьбы с бандитами.
— Ратушу окружили так, чтобы ни туда ни оттуда даже мышь не пробежала. Бандитов, которые там засели, нужно принудить к капитуляции, а когда мы их поймаем, то посадим в тюрьму. Если они окажут сопротивление, то мы просто подожжем их гнездо, пусть ратуша сгорит вместе с ними. Ратушу мы позже и новую можем построить.
В отряде рабочей охраны, состоявшей из семидесяти человек, было десять коммунистов и четыре социал-демократа. Остальные примкнули к восстанию сознательно, готовые на любые действия ради того, чтобы снять со своей души тяжесть двенадцатилетнего молчания и бездеятельности. Они были готовы жертвовать своей жизнью, уверенные в том, что оставшиеся в живых доведут начатое ими дело до конца.
— Строиться! — приказал Раубольд.
Отряд построился в походную колонну и через несколько минут вышел из замка по направлению к городу. Прошли мимо дома Хайнике, все окна в котором были закрыты.
Шли без песен и даже без разговоров. Многие думали о том, когда они вернутся к своим семьям.
29
Часовые, выставленные у дома Георга, никак не хотели пропускать доктора Феллера к больному, так как их никто не предупредил о приходе врача.
— У нас приказ никого в дом не пропускать. Никого, даже и вас, доктор! — твердили часовые.
— Да вы с ума сошли! — громко воскликнул доктор. — Больному необходима моя помощь. Вы даже представить себе не можете, насколько серьезно его состояние.
— Ему сейчас нужен только покой.
— В такие моменты, — не отступал доктор, — мы всегда были вместе, мы с ним даже подружились.
Однако часовые оставались непреклонными.
— В самые тяжелые часы он предпочитает быть один, — заметил часовой.
— Я всегда находился рядом, когда ему становилось плохо, — объяснял доктор, ругая себя за то, что он не привел сюда Раубольда или кого-нибудь, кто настоял бы на том, чтобы его пропустили к больному.
Часовые упрямо качали головами, но уже не со злостью и раздражением, а с сожалением и пониманием.
Они выполняли приказ, понимая всю его важность.
Однако через несколько минут их охватило сомнение в правильности таких действий. Один из часовых попросил доктора подождать и поднялся к Хайнике, чтобы спросить, не желает ли он увидеть своего друга доктора Феллера.
— Немедленно пришлите его ко мне! — попросил Георг.
Доктор вошел в комнату Хайнике и сел возле его кушетки. Вид больного ужаснул доктора. Георг очень изменился, силы оставили его. Говорил Георг тихо и медленно.
— Хорошо, что ты пришел, Феллер, — с трудом произнес он.
— Было бы гораздо лучше, если бы ты вовремя пришел ко мне в госпиталь, — озабоченно ответил доктор.
Хайнике махнул рукой.
Феллер промолчал, внимательно изучая больного взглядом.
— Я рад видеть тебя.
Феллер молча кивнул и, посидев еще несколько секунд, неожиданно встал, чтобы подойти к больному поближе.
— Садись, — остановил его Хайнике, — и расскажи мне лучше, что делается в городе. Много мы натворили ошибок? Митинг мы можем еще раз созвать, а вот человека, если он умрет, на этот митинг уже не пригласишь, верно?
Феллер коротко рассказал Георгу о том, что отряд Раубольда выступил на борьбу против бандитов, которые открыли огонь на площади. Сколько их и как они вооружены, пока еще неизвестно. Но нет никакого сомнения в том, что отряд Раубольда выгонит их из города. Если они не сдадутся, здание ратуши будет сожжено.
— Нужно сделать так, чтобы все известия об обстановке в городе в первую очередь поступали сюда, — сказал Георг. — А вас, доктор, я попрошу пока от меня никуда не отходить.
Посмотрев друг на друга, они грустно улыбнулись, понимая, что их дружба, возможно, — последнее, что осталось им.
— Скажи что-нибудь, Хайнике.
Георг покачал головой и долго молчал.
— Зачем рассказывать старые истории, которые давным-давно пережиты? — Голос его несколько окреп. Он устало закрыл глаза и начал тихо рассказывать что-то. Он говорил о несуществующем городе, жизнь в котором хороша и прекрасна. Он рассказывал о весне в этом городе будущего. В рассказе Георга мелькали реальные лица — Раубольд, Ентц, он, доктор Феллер. А доктор Феллер, слушая его, думал, что Георгу, видимо, уже не суждено дожить до следующей весны…
Доктору хотелось вскочить, выбежать на улицу и громко закричать: «Помогите мне, люди! Сделайте так, чтобы я мог вылечить его! Чтобы он остался в живых!»
— Товарищи во что бы то ни стало должны захватить здание ратуши, — сказал вдруг Георг, словно забыв о своем прекрасном несуществующем городе.
— Мне страшно, — заметил доктор.
Хайнике открыл глаза и, посмотрев на покрасневшее лицо доктора, неодобрительно покачал головой.
— Это безумие! — громко сказал доктор. — Из-за этой ратуши снова должны умирать люди.
— Это трудно, но необходимо сделать.
Георг встал, медленно подошел к окну. Он уже не чувствовал болей в ногах, и голова почему-то не кружилась. Правда, сильная усталость охватила его. Он смотрел в окно, за ним лежал город, который он так сильно любил.
