Данфорд выглядел таким разочарованным. Он наклонился к ней и прошептал:
— Можно я поцелую тебя?
Генри судорожно сглотнула. Неужели он все еще спит? Как-то раз он уже целовал ее во сне. Что случится, если он сделает это еще раз? Она так сильно хотела этого… так сильно хотела его. Потянувшись, Генри легко коснулась его губ. Он застонал — и тут же она попала в крепкие объятия.
— Плутовка, — прошептал он.
Даже если Данфорд и спал, на этот раз он не ошибся с именем. По крайней мере сейчас он хотел ее. Только ее.
Неистово срывая одежду друг с друга, они перебрались на кровать. Он отчаянно целовал ее, почти не веря тому, что происходит. Она обвила ногами его бедра, обнимая и прижимаясь все сильнее в страстном желании слиться с ним воедино. Не успела она опомниться, как все произошло само собой. Это было чудесно, словно сами небеса окутали их своим волшебным покровом.
— О Данфорд, я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя. — Слова вырывались из сердца и слетали с ее губ. Она забыла о своем уязвленном самолюбии. Прежние сомнения казались ей сейчас малозначительными. Она любила его, и по-своему он любил ее тоже. Теперь она готова на все, лишь бы удержать его. Она забудет о своей гордости и станет покорной, лишь бы не испытать снова щемящее чувство одиночества.
Казалось, Данфорд не слышал ее, так сильно он был поглощен тем, что происходило. Стон вырывался из его груди с каждым движением. Глядя на него, Генри не могла понять, чего было больше в его лице: отчаяния или радости. И тут он необычайно сильно подался вперед, выкрикнув ее имя в тот самый момент, когда, казалось, сама его жизнь перелилась в нее.
Генри затаила дыхание, потрясенная этим чудом. Содрогнувшись в последний раз, он начал дышать ровнее. Не двигаясь, они пролежали так несколько минут. Затем Данфорд глубоко вздохнул и лег рядом, повернувшись лицом к Генри. Улыбнувшись, он потянулся к ней и нежно поцеловал.
— Ты сказала, что любишь меня? — шепотом спросил он.
Генри молчала, чувствуя себя в ловушке. Он положил руку на ее бедро:
— Или мне послышалось?
Ей хотелось сказать «да», ей хотелось сказать «нет», но она не могла решиться ни на то, ни на другое. Она выскользнула из его объятий и выбралась из кровати.
— Генри. — Его голос был суров и требователен.
— Я не могу любить тебя! — Она судорожно натягивала рубашку, которую еще так недавно яростно срывала с себя.
Несколько секунд Данфорд отрешенно смотрел на нее, а потом произнес:
— Что ты хочешь этим сказать?
Она уже заправляла рубашку в бриджи.
— Тебе нужно больше, чем я могу дать, — она едва сдерживала рыдания. — А значит, и ты мне не нужен.
Он не обратил внимания на первую половину фразы. Зато вторая кольнула его в самое сердце. Лицо Данфорда стало каменным, он поднялся с постели и взял одежду.
— Что ж, хорошо, — сдержанно сказал он. — В таком случае я возвращаюсь в Лондон. Сегодня же.
Генри замерла.
— Надеюсь, тебя это устраивает?
— Ты… ты уезжаешь? — очень тихо спросила она.
— А разве не этого ты хочешь? — выпалил он и, все еще обнаженный, угрожающе двинулся в ее сторону. — Не этого?
Генри покачала головой.
— Тогда чего, черт побери, ты хочешь? — закричал он. — Ты решила для себя наконец? — Данфорд был рассержен не на шутку. — Я сыт по горло твоими фокусами, Генри. Когда поймешь, чего ты все-таки хочешь, напиши мне. Я буду в Лондоне.
В мгновение ока благие намерения покинули Генри. Ярость бушевала в ней, как ураган, и, не успев осознать, что происходит, она уже кричала:
— Что ж, уезжай! Уезжай! Уезжай в Лондон и развлекайся со своими женщинами! Езжай и спи со своей Кристиной!
Данфорд вдруг замер, его лицо вытянулось и побледнело.
— О чем ты говоришь? — прошептал он.
— Я знаю, что у тебя все еще есть любовница, — выпалила она. — Мне известно, что ты спал с ней даже тогда, когда мы были помолвлены, даже после того, как ты признался мне в любви. Ты сказал, что едешь играть в карты с друзьями. Но я следила за тобой. Я видела тебя, Данфорд. Я видела тебя.
Он сделал шаг в ее сторону. Одежда выскользнула из его рук.
— Произошла ужасная ошибка.
— Да, произошла, — сказала она, дрожа словно от холода. — Я ошибалась, вообразив, что мне удастся стать настоящей женщиной, единственной в твоей жизни. Но этой мечте не суждено было сбыться.
— Генри, — сказал он срывающимся голосом, — мне никто не нужен, кроме тебя.
— Не лги мне! — вырвалось у нее. — Только не лги. Я недостаточно хороша для тебя! Я очень старалась. Я изучала этикет, носила платья, я даже полюбила носить их, но этого оказалось недостаточно. У меня ничего не вышло. Я знаю, что не вышло, но я… О Боже.
Она бросилась в кресло и разрыдалась. Ее тело содрогалось, и, чтобы как-то остановить эту дрожь, Генри обхватила себя руками.
— Я только хотела стать для тебя единственной, — произнесла она, задыхаясь от слез. — Вот и все.
Данфорд опустился перед ней на колени, взял ее руки и припал к ним губами в благоговейном поцелуе.
— Генри, плутовка, моя любимая, ты одна нужна мне. Ты одна. Я даже не взглянул ни на кого с тех пор, как познакомился с тобой.
Она сквозь слезы смотрела на него.
— Я не знаю, что тебе показалось в Лондоне, —продолжал он. — Наверное, это было той ночью, когда я сообщил Кристине, что ей придется найти другого покровителя.
— Но ты пробыл там так долго…
— Генри, я не изменял тебе. — Он сжал ее руки. — Ты должна верить мне. Я люблю тебя.
Она видела, как его карие глаза стали влажными, и ужаснулась своим словам, сказанным сгоряча. Генри порывисто встала с кресла.
— О Боже! Что я наделала? Что я наделала?
Данфорд увидел, как она побледнела.
— Генри? — испуганно позвал он.
— Что я наделала? — Ее голос становился все громче и громче. — О Боже мой! — Она выскочила из комнаты.
Данфорд был не совсем одет, чтобы броситься вслед за ней. Он решил не посылать слуг на поиски. Генри хорошо знала эти места, и с ней не должно было произойти ничего плохого. Начался дождь, а она все не возвращалась. Полчаса. Он даст ей еще полчаса. Сердце его едва не разорвалось, когда он увидел отчаяние на ее лице. Никогда раньше он не видел такой тоски и горя. Почему их брак того и гляди развалится? Он любит ее, а теперь выяснилось, что и она отвечает ему взаимностью. Он не находил ответов на многие вопросы, а единственный человек, который мог помочь ему в этом, был неизвестно где.
Сбежав по ступенькам вниз, Генри оказалась во дворе. Стоял густой туман. Ей хотелось уйти подальше от дома, и она все шла и шла, не останавливаясь, пока деревья не обступили ее. Здесь ее никто не услышит. Опустившись на влажную землю, Генри дала волю слезам. Счастье было так возможно, но она все испортила недоверием и ложью. Он не сможет простить ее. Она не сможет простить себя.
