жизни. Необходимо только изменить формы принуждения, например заменить примитивный страх физического наказания повышением сознательности и развитием моральной ответственности. Пора бы научиться в принудительных ситуациях поступать так, чтобы дело не доходило до осуществления угроз.
Человечество нуждается в принудительных ситуациях с точки зрения угроз для жизни или благ, без которых не стоит жить. Ибо как только начинает казаться, что такая опасность исчезает, возникает повод для того, чтобы занять чисто потребительскую позицию, и вместо прогресса в усовершенствованиях возникает застой деятельности. Осознание угрозы пробуждает силы, противостоящие деструктивным действиям. Осознание отсутствия угрозы порождает другую угрозу, состоящую из усыпления на первых порах только оборонительной активности, а как следствие — и деловитости вообще. Можно сказать, что осознание обстановки действует наперекор ей. Люди напоминают глубоководных рыб, которые привыкли к огромному давлению, поэтому они гибнут от внутреннего давления, когда поднимаются в верхние слои воды.
Когда возникает и становится осознанной принудительная ситуация, в массах рождается движение в поисках выхода из нее. Основной формой этого движения является «попытка». Предпринимаются попытки: может быть, удастся так, может, иначе; многочисленные попытки проходят безуспешно, но, наконец, одна из них оказывается удачной. Если этот способ решения практической задачи осознается, тогда мы имеем так называемый метод проб и ошибок. Стихийно, без осознания самого способа совершает попытки выбраться попавший в ловушку зверь. Он бросается поочередно в различных направлениях, пока случайно не находит выхода (если он есть). Человек в принудительной ситуации поступает несколько иначе. Разница состоит не только в том, что он вообще отдает себе отчет в сущности этого способа и поэтому поступает методично, но и в том, что он обдумывает действие до его внешних проявлений, мысленно обдумывая попытки и отбрасывая те, которые окажутся уводящими от цели. Но основной ход поведения остается тем же самым. Имеет значение также и то, что используется опыт, приобретенный в прошлом (собственный и других людей), и именно способ закрепления достижений, приобретенных методом проб и ошибок, представляет одно из основных различий между человеком и остальными живыми существами.
Каким же образом совершенствуется исправность действий животных? Со всей определенностью можно утверждать, что усовершенствования возникают в следующей последовательности: проведение начальных попыток, попадание на успешный прием и закрепление его. Но закрепление ограничивается созданием навыка в форме условного рефлекса индивида, многократно повторившего этот прием. Передается ли такой приобретенный навык последующим поколениям? По этому вопросу продолжаются дискуссии между биологами. Вот два взгляда, представленные во всей их очевидной противоположности.
Первый взгляд: некоторый индивид рождается с известным отклонением от нормы в строении тела, что позволяет в известной мере повысить исправность в выполнении определенных функций. Например, более длинные ноги способствуют быстрому бегу. Индивиды, одаренные такими случайными преимуществами, передают это прирожденное морфологическое изменение, а следовательно, и связанную с ним функциональную особенность, хотя бы отдельным членам своего потомства. Другие же индивиды, в данном случае индивиды с более короткими ногами, неприспособленные к достаточно быстрому бегу, гибнут, не оставив потомства, а если даже и оставляют, то оно гибнет, лишенное возможности быстро убегать от преследующего хищника. В соответствии с этим взглядом совершенствование в мире животных, исключая человека, происходит лишь благодаря накоплению в эволюции данного вида случайно возникающих полезных отклонений, которые становятся наследственными; те же усовершенствования, которые данный индивид приобрел в течение своей жизни и которые закрепились в форме приобретенного условного рефлекса, не передаются по наследству и исчезают как функциональное приобретение вместе со смертью данного индивидуума.
Согласно второму взгляду роль функциональных усовершенствований, приобретенных в процессе индивидуального опыта, гораздо более значительна. Известно, и никто не подвергает это сомнению, что выполнение функций развивает до известной степени соответствующие органы. Так, например, мускулы укрепляются, если они находятся в работе, тогда как в бездействии они почти совершенно атрофируются. Согласно второму взгляду приобретенные функциональные усовершенствования, приобретенные навыки действия передаются потомству по наследству вместе с модификацией в строении соответствующих органов, выработанной родителем благодаря его практике. Так, например, жирафа, вытягивая шею к довольно высоко растущим листьям деревьев, видимо, удлиняла ее и передавала своему потомству в равной степени как постоянно возрастающую способность срывать листья с расположенных высоко веток, так и удлиненную шею. Именно таким путем, утверждают сторонники второй точки зрения, на протяжении миллионов лет у животных возникают превосходно специализированные органы и великолепная исправность действия: у совы — глаза, видящие в темноте; быстрота и маневренность полета ласточки; втяжные когти и бесшумное передвижение кошки; строительные способности бобров; коллективизм воробьев, термитов, муравьев, пчел и т.д.
Разрешение изложенного выше спора мы вынуждены оставить исследователям-биологам. Второе из указанных выше мнений кажется более убедительным для широкой аудитории, однако оно остается весьма проблематичным, поскольку всевозможные попытки эмпирического или экспериментального доказательства наследования усовершенствований — как морфологических, так и функциональных — до сих пор не дали положительных результатов. В последнее время этот взгляд отчасти подкрепляется известными интерпретациями наблюдений в области садоводства и земледелия. Но эти наблюдения относятся только к растениям, например факт возникновения морозоустойчивых форм и т.п. Первая точка зрения до последнего времени преобладала в умах биологов, у нее почти не было конкурентов. И все же, хотя в аргументации, которой оперируют сторонники этого взгляда, рассматриваются гигантские периоды времени, на протяжении которых образовались современные формы живых организмов, нас поражает, что путем постепенного накопления случайных врожденных изменений могли возникнуть органы и функциональные способности, — настолько подчас они оригинальны и сложны.
Человек — живое существо, следовательно, и к нему относятся общие законы биологической эволюции, и по отношению к нему имеет значение спор между приверженцами изложенных выше взглядов. Предположим, что например, сын талантливого пианиста унаследовал от отца повышенную способность к быстрому манипулированию пальцами обеих рук (чего, насколько нам известно, имеющийся до сих пор опыт не подтверждает, как и вообще ничего в этом роде). Но совершенно ясно, что по наследству не передаются ни умение разговаривать на данном языке, ни содержание нашего мышления, будь то в форме фантазий, будь то в форме суждений либо в форме планов. Не наследуются в биологическом смысле ни знания, ни методы, ни методология. В то же время человек — единственное живое существо, способное мыслить понятиями, пишущее, читающее и производящее орудия труда, — имеет другие, только ему свойственные способы закрепления достигнутых усовершенствований, которые играют решающую роль в исключительных успехах в области усовершенствований, в нарастании и совершенствовании их в головокружительном и все ускоряющемся темпе. Человек умеет заменить собственное функциональное приобретение, собственный успешный прием, умеет дать себе отчет не только чувственно, но и в форме понятий о сущности технического улучшения, умеет охарактеризовать его словами, а не только при помощи демонстрации (что
