Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
— Не докучай мне сейчас, велено тебе сторожить казну полковую и мой шатёр с сундуком, так сторожи.
— Извините, господин, — отвечал сержант.
А Волков протянул другую руку, теперь на неё Максимилиан начал надевать наплечник, а Увалень уже закреплял наголенник у ноги.
Волков ничего не мог сказать сержанту, он и сам не понимал, как разъезды проспали врага. Как такое вообще могло произойти? Ведь он не раз и не два говорил Гренеру о внимании. А тот соглашался, кивал головой, обещал, что всё сам будет лично проверять, что недосмотра не будет. И вот тебе… Кавалеристы не рассмотрели рыцарей и колонну врага в тысячу человек! Сам Гренер переправился на тот берег и исчез. Что там с ним стало?
Волкову не терпелось самому быть на месте. Скорее, скорее, господа оруженосцы. Но подгонять Максимилиана и Александра смысла не было, они и так всё делали быстро. И вскоре он был готов:
— Шлем пока надевать не буду, пусть будет у вас, Александр, — произнёс полковник, завязывая тесёмки подшлемника, — коня мне.
Задолго до того, как подъехали к Бродам, стали они слышать стрельбу. Стреляли часто, россыпи лёгких хлопков аркебуз мешались с гулкими выстрелами мушкетов. Им на встречу быстро ехали телеги, из первой телеги свисали руки, рядом скорым шагом шёл человек в кожаном фартуке. Волков его узнал, то был один из лекарей, которых он нанял. Кавалер остановил коня:
— Шлем!
Здесь всё уже и начиналось, телеги из обоза быстро уезжали обратно на запад, уже здесь резко пахло порохом. А грохот от пальбы стоял такой, что иной раз перекрывал другие звуки. Дальше без шлема было ехать опасно. Нельзя допустить, чтобы первый офицер в начале сражения получил арбалетный болт в голову.
Увалень со шлемом управился быстро. Волков заметил, сам Александр из брони почти ничего не надел. Для стёганки днём было жарко, так что на молодом человеке была лишь кираса и шлем. Как шлем был закреплён, Волков погнал коня на шум боя, навстречу обозным телегам, что спешили убраться от битвы подальше и раненым, что могли идти сами.
Карл Брюнхвальд увёл свою роту с того места, где Волков его оставил, шагов на двести вперёд. Там шёл обычный бой. В самом узком месте дороги две части упёрлись друг в друга пиками и копьями, встали. Потерявшие Бога мужики, их было человек на сто больше и построены они были в пять рядов, пытались смять и опрокинуть людей капитана-лейтенанта. Первая же рота его полка, конечно, не уступала. Брюнхвальд построил своих людей в четыре ряда, растянул их до от оврага и до перелеска, которым порос берег реки, но несмотря на то, что мужичья было больше и мужичьё рьяно наваливалось, рота ни на шаг не отходила, как будто ногами вросла в землю. Бой шёл по всем правилам, без лишнего шума, кричали только раненые, хрипели умирающие. Было слышно, как от напряжения звонко лопаются древки пик, как алебарда бьёт кого-то по шлему. Ну, и как положено, окрики сержантов и ротмистров слышались с обеих сторон. Сразу за рядами солдат, в шагах двадцати, были уложены мёртвые и раненые, два солдата тащили к ним ещё одного. Волкову одного взгляда хватило — три десятка, не меньше.
Сам Брюнхвальд сидел на пригорке, а два солдата обматывали ему ногу выше колена, белая тряпка, которой они бинтовали ногу своего капитана, была уже наполовину красна. Но сам капитан-лейтенант, несмотря на ранение, из схватки не выпал, он пытался привстать и орал зычно одному из сержантов:
— Шлиман, Шлиман, не давай им заминать свой фланг. Возьми себе пять человек из последней линии.
Тут же с ним был один из братьев Фейлингов, младший, которого звали Курт. Вид у мальчишки был, ну, если не перепуганный, то ошарашенный. Он сидел на коне подле капитана и держал знамя. Он первый увидал Волкова и радостно, словно у него от сердца отлегло, звонко крикнул:
— Полковник! Господа, полковник с нами!
Он кричал это так, как будто появление Волкова сразу тут всё изменит. И многие его услышали, особенно в последнем ряду. Солдаты оборачивались. И один из старых сержантов крикнул:
— Эшбахт.
— Эшбахт! — Донеслось с другого фланга.
— Эшбахт! Эшбахт! — Понеслось над рядами.
Карл Брюнхвальд обернулся:
— Вы вовремя, полковник. А то людишки, как меня прокололи, стали, кажется, киснуть.
— Вы ранены, Карл?
— Чёртовы кавалеры, — Брюнхвальд указал рукой на восток вдоль дороги.
Волков взглянул туда, и на дороге увидел всадников в перьях, в шелках, в гербах. Человек сорок, не меньше.
— Эти ублюдки-еретики успели два раза наехать мне на правый фланг, пока я строил людей. Двух сержантов толковых мне убили, не считая простых солдат. Ногу, вон, мне проколи. Не могу понять, какого дьявола эти благородные мерзавцы воюют за взбесившееся мужичьё? Пришлось маршировать вперёд, сюда, тут место узкое им тут не развернуться.
— А где Бертье?
— Ублюдки-кавалеры ударили его прямо в бок, когда он был в маршевой колонне, не пойму, откуда они взялись, как их наши разъезды проморгали?
Волков не знал ответа на этот вопрос, он просто спросил:
— Что было дальше?
— Ну, колонну они смяли, загнали её в тот лес, что тянулся вдоль реки, а уже в лесу за Бертье вошли пешие мужики. Четыре сотни, не меньше.
«Четыре сотни? Против двух сотен в роте Бертье?»
— Бертье храбрец, может, и отобьётся, — сказал Брюнхвальд, но в голосе его надежда почти не слышалась, он, как и Волков, понимал, что в лесу происходит свалка и двум сотням людей в мешанине от четырёх сотен не отбиться. Волкову очень сильно повезёт, если капитан выберется из этого леса хоть с горсткой людей.
— Шлиман! Шлиман, говорю же тебе, не давай заминать им свой фланг, бери ещё пять человек из последнего ряда. — Снова орал Брюнхвальд.
— А Джентиле? Где арбалетчик? — спрашивал Волков, а сам с тревогой глядел на солдат первой роты, не сдадутся ли, не попятятся ли, ведь врагов на сто человек больше.
Нет, солдаты стояли крепко. И остервенело били алебардами, кололи копьями настырно наседающего врага. И первые ряды, в которых стояли самые дорогие солдаты, были почти целы.
— Чёрт их знает, как кавалеры врезались в Бертье, те кинулись врассыпную. — Отвечал Брюнхвальд, морщась от боли, когда солдат завязывал бинты в узлы на его ноге. — Больше я их и не видал.
«Ламбрийцы есть ламбрийцы, первыми рвутся в бой и первыми сбегают с него».
А капитан-лейтенант, словно разглядев через поднятое забрало тревогу в лице своего командира, сказал:
— Не волнуйтесь, господин полковник, уже вот-вот сумерки придут, до темноты я выстою, — он замолчал, повернул голову, прислушиваясь к очередной россыпи выстрелов у реки и добавил: — Если, конечно, какая-нибудь сволочь не выйдет мне в тыл.
Да, день кончался, ещё полчаса или час, и будет темно.
Главное — дотянуть до этой темноты. Главное — достоять Карлу и его людям.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
