Оторвавшись от избиваемого противника, он видит русские позиции. Траншеи легко угадываются по выложенным позади трупам русских солдат. Множеству трупов. Их убрали из траншей, чтобы не загромождать проход. Такова жестокая арифметика войны.
Вдруг бронепоезд запнулся, оглушительно загромыхав сцепкой, и остановился. Состав сошел с полотна: либо попадание, либо ему досталось еще раньше и сцепка прослабла. Все, теперь они мишень. Но отчего-то не страшно. Вот только что его сковывал страх, просто ужас от представшей перед ним картины, а вот его уже нет. Нет, потому что теперь он волнуется не за каких-то там незнакомых людей – теперь он думает о тех, кто находится рядом, о тех, кого знает лично, а знает он на бронепоезде всех. Сидеть здесь за броней – не дело, не говоря о том, что броня эта очень даже несерьезная, к бронепоезду вполне может приблизиться пехота. Основная масса пулеметов сейчас сосредоточена с правого борта, и лучше бы ей оставаться там. Как ни сильно досталось противнику, сил с той стороны все одно больше, чем с этой. Нескольким пулеметам не остановить наступающие цепи с другой стороны.
– Внимание! Приготовиться к десантированию и штыковой! Веселей, братцы! Ничего еще не случилось, мы все еще живы и с оружием!
Звонарев извлекает маузер, крепит к рукояти кобуру-приклад, извлекает магазин на десять патронов и прячет его, вставляя взамен магазин на двадцать, отчего громоздкий пистолет сразу же начинает походить на автомат, вот только в автоматическом режиме он стрелять не умеет, ну да и бог с ним, и так хорошо. Это расстарался Горский, по просьбе Гаврилова. Ничего особенного. Маузеры в настоящий момент снаряжаются патронами сверху, при помощи зарядной планки или по одному патрону, но это несколько мешкотно. Другое дело обойма. Раз – и готово. Ну а если есть обойма, то что мешает сделать ее немного более массивной и вместительной? Уж больно не понравилось Семену иметь слишком ограниченный боезапас, в то время когда он в этих краях гонял хунхузов. Ну и Сергей ни разу не дурак.
– С левого борта!
– Сергей Владимирович, только не первым! – Ага, телохранители нарисовались.
– Рота-а! За мной! – Створки раздались в сторону, краем глаза он еще успевает заметить, как Фролов и Васюков вырывают из рук двух десантников по пулемету, и выпрыгивает на насыпь.
– Сережа, ты как?
– Н-нормально. Боже, никогда не думал, что будет так страшно.
– Давай еще стаканчик.
Семен появился здесь ближе к вечеру, заняв со своим батальоном одну из высот и изготовившись к бою. Бог весть как оно все пойдет. Насколько им было известно, японцы не преследовали противника, начав спешно укреплять захваченные позиции и готовясь к контратаке. Но многое уже пошло не так, как было в той истории, а потому неожиданности могли быть самыми разными. Если генерал Оку начнет преследование, Гаврилов хотел остановить его: большая концентрация автоматического оружия вполне могла способствовать успеху предприятия, правда, потери могли быть слишком большими, но иначе он поступить не мог.
Однако его перестраховка была излишней. Надеин оказался куда более решительным, чем Фок в свое время, да и здесь он успел показать, что не горит особым желанием таскать горячие каштаны из огня. Старый же генерал едва сам не бросился в атаку – с трудом удержали Анику-воина.
Внезапный выход в тыл бронепоездов оказался переломным моментом в ходе боя. Около двух полков были выкошены в одночасье, сильно потрепанными были и части, наступающие в центре, а затем было контрнаступление четвертой дивизии. Ну контрнаступление – громко сказано, скорее, контратака, в результате которой удалось отбросить противника к самому городу Цзиньчжоу. Оку успел-таки подтянуть резервы и бросил в атаку свою кавалерию. Это он сильно погорячился. Наличие среди наступающих частей русских пулеметов его сильно удивило, ни о чем подобном он информирован не был. Как русские могли в наступательном бою использовать неуклюжие пулеметы, было совсем непонятно, да еще и в таком количестве. Судя по докладам, было применено около двух десятков пулеметов, и это при том, что на самих бронепоездах все еще оставалось автоматическое оружие, использование которого принудило практически к молчанию три батареи, наиболее близко расположенные к русским позициям и стоящие открыто. Понеся значительные потери, кавалерия также откатилась.
В плен было захвачено около трех сотен человек, более тысячи раненых было собрано на поле боя, и почти все на левом фланге. Сейчас им оказывали медицинскую помощь наравне с русскими солдатами. Медики не делали никаких различий, и подчас японцы перемежались с русскими; и лежали рядом как уже обихоженные раненые, так и те, кому еще не была оказана первая помощь. Затем их, все так же вперемешку, грузили в вагоны и отправляли в Порт-Артур.
Когда опустилась ночь, в лагерь к русским прибыл парламентер, чтобы договориться о перемирии: нужно было позаботиться о павших. А потери были весьма внушительны с обеих сторон и куда выше, чем в известной провалившимся во времени истории. Русские потеряли около двух тысяч убитыми и ранеными, потери японцев приближались к десяти тысячам. Основная масса потерь приходилась именно на внезапную атаку бронепоездов.
Обоим бронепоездам досталось на орехи. Оба получили несколько прямых попаданий, десанты приняли свой первый бой на суше. Примерно половина личного состава была либо убита, либо ранена. Радовало хотя бы то обстоятельство, что убитых всего было двадцать девять, правда, полтора десятка имели тяжелые ранения, но они пока еще были живы. Моряки расхаживали гоголями, принимая заслуженные слова благодарности от пехтуры, и было от чего. Именно их вмешательство дважды за день спасало положение. Благодаря морякам было стабилизировано положение на правом фланге и устранена угроза на левом, а когда, казалось, противник вот-вот опрокинет обороняющихся, решительный выход в тыл двух бронепоездов окончательно перевесил чашу весов в сторону русских.
– Г-гризли, ты что, решил меня напоить?
– Есть такое дело. Для тебя сейчас это самое то.
На Звонарева без жалости смотреть было просто невозможно: его трясло как осиновый лист, бледный, с глазами навыкате – тот еще видок. А какой должен был быть у него вид, если сегодня ему впервые пришлось убить человека, и не издалека, а лицом к лицу, в рукопашной схватке, и не одного. Да еще и та куча народу, что они покрошили…
Уложив захмелевшего друга, Гаврилов вышел из вагона и подозвал находившихся неподалеку Фролова и Васюкова. Эти хотя и не моряки, а вид куда более бравый. Те хоть и пыжились, но, как говорится, были под впечатлением от произошедшего. С этих же как с гуся вода. Закалка прошлых боев давала о себе знать, опять же ни одной царапины – словно заговоренные, но это так, к слову: тут опять сказался опыт – от дурной пули никто не застрахован, но дурная обошла стороной, а иным они не дались. Хорошая школа была у парней за плечами.
– Вы как?
– Нормально все, Семен Андреевич, – задорно улыбнувшись, заверил Фролов.
– Норма-ально. А как такое получилось, что Сергей Владимирович оказался в рукопашной и штыком махал как рядовой?
