— Габи, — он нежно провёл рукой по её волосам. И снова мужественно не позволил большего.
Подумать только. У них будет ребёнок. Энтони и сам не знал, как догадался. Габи решила, что это уже заметно. Но нет, с того времени как он её видел последний раз, она стала только ещё более худенькой и хрупкой. Но всё же что-то в ней изменилось. Линии более женственные, глаза серьёзные.
Габи. Носит. Его. Ребёнка. Энтони несколько раз мысленно повторил эту фразу. Она ему нравилась. Говорят, мужчин подобные новости больше настораживают, чем осчастливливают. Но Энтони был счастлив. Ему хотелось, поскорее закончить этот тяжёлый разговор, всё прояснить, успокоить Габи и, наконец, дать волю эмоциям. Уж он ей покажет, насколько рад.
— У меня была решимость всё рассказать, — продолжила Габи. — но вдруг возникли ментальные образы, которые всё перевернули…
Она задрожала ещё больше.
— Это сложно объяснить. Я сама не понимала до конца, как такое может быть. Но образы, которые я видела, говорили, что мы можем быть вместе, только если ребёнка не будет. Я видела образ бездетной пары, понимаешь? Но ведь ребёнок уже был. Я уже носила его под сердцем. Это означало, что если я останусь с тобой, то с ним что-то случится…
Наверное, будь Энтони в другом настроении, слова Габи его бы убили. Но он с самого начала разговора, с того мгновения, как Габи переступила порог его дома, был уверен, что не существует ничего, что помешало бы им быть вместе.
— Это какая-то ошибка, — сказал он ей спокойно. — У тебя сильный дар, я знаю. Но все ошибаются…
Энтони обхватил ладонями её голову и приподнял, чтобы заглянуть в глаза. Она моргала, пытаясь смахнуть крупные бисеринки несчастных слёз. И он помог ей — целовал в уголки глаз.
— Энтони, я так тебя люблю, — с отчаянием призналась Габи и обвила его шею руками.
Искушение. Энтони резко втянул воздух, силясь не наброситься на неё, как измученный жаждой на родник с водой. Нет, вместо этого он интенсивно думал-думал-думал.
Он так неистово хотел найти зацепку, так страстно желал отыскать доказательство того, что Габи ошиблась — и разгадка пришла. "Если хочешь остаться со мной, избавься от приплода". В тот вечер эта фраза Арена, которую он бросил своей любовнице, постоянно крутилась у Энтони в голове. Чужие мысли исказили его ментальный образ. Это Арену суждено остаться бездетным, а не Энтони.
— Ну, держись! Я всё понял, — радостно пригрозил он Габи. — Ты ошиблась. Сейчас я тебе всё объясню, а потом — держись!
Он подхватил её на руки и отнёс в гостиную, по дороге сбивчиво рассказывая, о чём они в тот вечер говорили с Ареном и какой ментальный след мог из-за этого остаться на Энтони. Он приводил неопровержимые доказательства, для убедительности подкрепляя их поцелуями.
Кажется, аргументы действовали. Габи всё крепче прижималась к нему, лишая его остатков самообладания.
В гостиной царил полумрак. Она освещалась только пламенем камина. Безумная пляска языков огня напоминала о их первой ночи, распаляя всё сильней. Энтони аккуратно опустил Габи на диван, упиваясь её затуманенным взглядом. От пьяной неги её губы раскрылись, снова приглашая целовать. Он пил их, хмелея всё сильнее. Жар внутренний и жар от пламени камина шептали сладкую подсказку — надо избавиться от лишней одежды.
Однако реализовать задуманное не удалось. Энтони услышал чьи-то спешные шаги в коридоре. И они были настолько настойчиво торопливыми, будто, по меньшей мере, начинается пожар. Едва Энтони оторвался от Габи и привёл их обоих из полулежащего положения в сидячее, в комнату ворвался возмутитель спокойствия. И кто им оказался? Собственный кузен. Ну, спасибо, Джозеф, как ты вовремя. Энтони его убить захотелось.
Вид у кузена в первое мгновение был действительно такой, будто как минимум дом горит. Зато буквально в следующую секунду лицо ворвавшегося озарило некое недоумение. Он во все глаза уставился на сидящих на софе и озадаченно кашлянул.
— Ээээ… доброе утро…
Энтони послал брату немой вопрос: какого дьявола ты тут делаешь?
— Пришёл… эээээ…
Видно было, как у Джозефа в голове идёт напряжённая работа мысли.
— …за солью… — наконец вспомнил он. — У меня соль закончилась. Не одолжишь?
"Какая соль? В пять часов утра?! Исчезни!" — всё это Энтони вложил в многозначительный взгляд. И Джозеф, не страдающий недогадливостью, посчитал за лучшее ретироваться:
— Хотя мне не к спеху. Попозже загляну. Не провожай.
Энтони не знал, как вытерпел эти пару минут. Его неистово тянуло к Габи. Не целовать её было физически больно. Стоило Джозефу скрыться из вида, Энтони снова притянул её к себе. Она охотно подставила для поцелуев шею. Он шёл снизу вверх. Добрался до уха, заставляя её выгнуться от удовольствия. У менталистов мочки уха — одно из самых чувствительных мест.
— Я уже знаю, кто у меня, — хрипло прошептала Габи, в ответ на его провокацию.
— У нас, — поправил он и замер.
— Сын. Пусть будет Ежи? Тебе нравится?
Сын. В груди родилось незнакомое щемящее чувство. Нежность. И желание оберегать. Просто на глазах в Энтони зверь вырос. Зверь, который любого в клочья разорвёт, кто посмеет навредить.
— Ежи, с этой минуты, ты под моей защитой, — сказал он совершенно серьёзно, обращаясь к её животу.
Габи улыбнулась. Так солнечно. Впервые за сегодня. И он решил зацеловать её улыбку. Энтони действовал с таким напором, что заставил её откинуться на подушки… И вдруг снова спешные шаги. Проклятье! Джозеф вернулся? Что б его! Энтони непонимающим взглядом уставился на ворвавшегося. Только это был не Джозеф, а Ян.
Почему сегодня братья вламываются к Энтони с такой бесцеремонной решительностью, будто бегут спасать от нашествия летающих крокодилов?
— Ээээ… — решимость Яна куда-то девалась. — Чудесное утро, не находишь? Я… эм… за солью. Не найдётся?
— Нет. У меня тоже соль имеет обыкновение заканчиваться в пять утра. Наведайся к Джозефу. У того точно есть. Он у нас кулинар, — Энтони взглядом указал брату на дверь.
Тот, гад, подмигнул и испарился.
В поведении братьев было много странного. Врываются, соль им подавай. При этом ни один, ни второй не удивился, увидев Габи. Будто уже знали, что она здесь. Впрочем, пока Энтони не хотелось анализировать их поведение — не до этого. Он собирался продолжить с того места, на котором остановился.
— Больше нас никто не потревожит, — пообещал он, привлекая Габи к себе.
— Не была бы я так уверена, — чему-то улыбнулась она.
— Оба брата уже удовлетворили любопытство по поводу наличия у меня соли. А кроме братьев никто не решится потревожить меня в пять утра.
И хоть Габи по-прежнему выражала весёлый скепсис, Энтони был уверен, что на этом визиты закончились. Соседи по профессорскому городку — люди солидные, и в такое время суток по гостям не ходят.
