Появление ранних рассказов Шолохова в печати было сразу же отмечено критикой. Рецензии на эти рассказы были опубликованы в газете «Известия ВЦИК», журналах «Новый мир», «Молодая гвардия», «Октябрь», «Деревенский коммунист», «Книгоноша» и ряде других. Указывая на отдельные частные недостатки «Донских рассказов», авторы рецензий единодушно отмечали их содержательность, политическую остроту, останавливались на художественных достоинствах. «Книга «Донские рассказы» займет далеко не последнее место в литературе, посвященной воспроизведению эпохи гражданской войны. В книге восемь небольших повестей. Все они трактуют о столкновении белого и красного казачества, причем здесь нет подкрашенных, что наиболее существенно: здесь «красный» действительно красен, а белый бел, и от перемены окраски рассказ не останется «на месте», как часто бывает у халтур-литераторов. Эти рассказы ценны еще и тем, что все они посвящены Тихому Дону и, несмотря на это, не повторяются, и от каждого в отдельности веет своим, особым» («Новый мир», 1926, книга пятая, стр. 187).
«Донские рассказы» М. Шолохова повествуют быль казачьих станиц периода гражданской войны. Жизнь станицы, ее интересы разделяются гражданской войной на две половины: одна за большевиков, за новь; другая — за «казачью честь», за устои самодержавного строя… Рассказы Шолохова композиционно отчетливы, резки, в них не чувствуется растянутости. Очень удачны рассказы монологического типа («Шибалково семя», «Председатель Реввоенсовета республики» («Октябрь», 1926, книга пятая, стр. 147–148).
«Донские рассказы» Шолохова в большинстве посвящены гражданской войне, сталкивающей, как врагов, отца с сыном, брата с братом («Родинка», «Бахчевник», «Коловерть»), вызывающей в ее участниках, наряду с дикой жестокостью, и готовность пожертвовать собой для блага революции («Председатель Реввоенсовета республики») и живое сочувствие к более слабым, ломаемым железною поступью войны («Шибалково семя», «Алешкино сердце»). В рассказах «Двухмужняя», «Пастух» Шолохов затрагивает и бытовые стороны донской деревни: попытки казачек освободиться от крутого режима мужей и убийство кулаками селькора-комсомольца. Шолохов хорошо владеет колоритной крестьянско-казацкой речью, его насыщенный в меру провинциализмами язык крепок и выразителен, персонажи вылеплены четко» («Книгоноша», 1926, № 12, стр. 12).
«К числу молодых, выдвигающихся писателей хотелось бы причислить и Шолохова с его красочными, живыми «Донскими рассказами». Шолохов впервые в художественной форме сказал о социальных противоречиях, особенно ярко отразившихся на Дону, показал, насколько неправы те, что огульно всех без исключения донских казаков относят к категории отъявленных белогвардейцев. Из среды казаков в эпоху гражданской войны выходили не только защитники «веры, царя и отечества», но и храбрые красные бойцы, юные комвзводы, геройские организаторы и руководители первых красногвардейских отрядов на Дону. Главная тема «Донских рассказов» — раскол стариков (казаков) с сыновьями, борьба нового, рождающегося в муках, с отживающим прошлым. Очень хорош рассказ «Двухмужняя», глубок по силе охвата и меткой характеристике быта людей, обстановки «Коловерть». О таком рассказе, как «Бахчевник», трудно что-либо сказать. Образы, художественная правдивость рассказа, цельность его и, наконец, живые, яркие типы, — вот возможная характеристика этого рассказа» («На литературном посту», 1926, № 4, стр. 56).
В позднейших литературоведческих работах наметилась своеобразная «тенденция»: лишая «Донские рассказы» их самостоятельного значения, рассматривать их исключительно как предисторию «Тихого Дона». Запись своей интересной беседы с Шолоховым на эту тему дает писатель К. Прийма. «В «Донских рассказах», — говорил ему Шолохов, — я старался писать правду жизни (подчеркнуто автором. — Ред.), писать о том, что более всего волновало меня, что было злобой дня для партии и народа… Видишь ли, с точки зрения художественного мастерства, накопления писательского опыта, безусловно, «Донские рассказы» были пробой пера, пробой литературных сил, и поэтому они предшествовали «Тихому Дону». Но нельзя видеть предистории там, где ее нет. Некоторые литературоведы вырывают из текста слова, сходные места, выражения, ищут совпадения. Однако все, что они приводят в доказательство, на самом деле не имеет никакого значения в творческой истории создания «Тихого Дона». Назвать «Донские рассказы» художественной предисторией «Тихого Дона» может тот, кто не умеет отличить дня от ночи» («Советский Казахстан», Алма-Ата, 1955, книга пятая, стр. 76). И дальше К. Прийма передает еще ряд ценных мест из происшедшей беседы: «На мой взгляд, — осторожно высказал я новую мысль, — «Донские рассказы» являются своеобразной предисторией не «Тихого Дона», а именно «Поднятой целины». Шолохов прошел к столу, зажег свет. Выслушав меня, он сказал: «Да, это правильная мысль». — «Заглянем в рассказы «Смертный враг» или «Двухмужняя», — говорю я, — в них поставлены проблемы, которые нашли разрешение в «Поднятой целине». Раскрываем рассказ «Председатель Реввоенсовета республики». В нем главный герой — красноармеец Богатырев по характеру своему, бесстрашию, загибам и стилю речи — предтеча Нагульнова. Посмотрите, почитайте». — «Что мне читать? — весело улыбается Шолохов. — Богатырева я хорошо помню. И я в этом не вижу ничего плохого. Значит, так сильно запечатлелся в моей памяти этот яркий тип и характером своим, и загибами, и стилем речи. — Шолохов помолчал, собираясь с мыслью, и закончил: — И то, что ростки советской нови, некоторые образы советских активистов и фигуры классовых врагов из «Донских рассказов» в дальнейшем перекочевали в «Поднятую целину», — явление закономерное. Дело не в «сходных местах», не в совпадении текстов, а в существе, в идее, которую они несут. «Поднятая целина» своими корнями уходит вглубь времени «Донских рассказов». И если красноармеец Нагульнов похож на Богатырева, Майданников — на Артема из «Двухмужней», Яков Лукич — на Якова Алексеевича из «Червоточины», а Александр — белогвардеец из «Двухмужней», таит в себе искры, которые сверкнули в есауле Александре Половцеве, значит что-то типичное, присущее героям «Донских рассказов» оказалось ценным, убедительным и живучим настолько, что проросло в «Поднятой целине» (там же, стр. 79).
Родинка. Рассказ. — Впервые опубликован[6]в газете «Молодой ленинец», 14 декабря 1924 г., № 144; входил в сборники: «Донские рассказы», изд. «Новая Москва», М. 1926; «Председатель реввоенсовета республики», изд. ВЦСПС, М. 1930.
Пастух. Рассказ. — «Журнал крестьянской молодежи», 3 февраля 1925 г., № 2; отдельное издание: «Пастух», «Библиотечка батрака», М. 1925, № 12; входил в сборники: «Донские рассказы», изд. «Новая Москва», М. 1926; «Пастух, Двухмужняя», рассказы, приложение к газете «Батрак», М. 1929; «Донские рассказы», М. — Л. «ЗИФ», 1930; в «Рассказы», изд. «Никитинские субботники», М. 1931; «Лазоревая степь», изд. Московского товарищества писателей, М. 1931.
Продкомиссар. Рассказ. — Газета «Молодой ленинец», 14 февраля 1925 г., № 37; входил в сборники: «Лазоревая степь», изд. «Новая Москва», М. 1926; «Лазоревая степь», изд. Московского товарищества писателей, М. 1931
