– Марь Санн! – возмутила Ольга. – Ну что Вы говорите! Какие красавчики!
– А как же! Сначала Олег на ночь глядя проперся, потом этот, что за тобой зашел, когда ты в Лондон собиралась. Красивый такой, блондинчик с голубыми глазами… Только уж неприятный он, высокомерный.
Ольга некоторое время не могла сдвинуться с места, очнулась, только когда услышала звонок телефона в сумке.
– Ольга? – услышала она голос доктора, лечащего отца. – Оленька, папа очнулся… Он просит, чтобы ты приехала.
– Да! Еду! – закричала Ольга и пулей вылетела из дома.
***
Когда Ольга вошла в палату отца, ей показалось, что ничего не изменилось. Петр Андреевич, по-прежнему подключенный проводками к аппарату, лежал с закрытыми глазами и ровно дышал. Черты его лица заострились, сквозь загар пробивалась болезненная серость.
Оля на цыпочках подошла к отцу, с трудом веря словам доктора, что папа пришел в себя.
– Олененок… – тихо позвал Петр Андреевич.
– Папочка! – Ольга бросилась на грудь отца и зарыдала. – Папочка, родненький, не уходи только больше, мне так страшно и плохо. Ты нужен мне….
Петр Андреевич с трудом погладил дочь по голове, рука его была холодной и дрожала.
– Доченька, у меня мало времени…
– Папа! – Ольга подняла голову.
В глазах ее было столько боли, отчаяния и тоски, что отец и сам разрыдался. Он крепко, насколько мог, прижал к себе дочь и зашептал ей на ухо:
– Доченька, у меня мало времени… Началась война… Я не успею рассказать тебе всего. Ты сейчас и не поймешь…
Петр Андреевич остановился, чтобы глотнуть немного воды. Ольга перестала плакать и с ужасом смотрела на своего измученного отца.
– Слушай меня внимательно, доченька, – с трудом продолжил он. – Ты – избранная. За тобой идет охота. Меня они вывели из игры… Но Либуша бережет тебя. Ты не слышишь ее, она не успела тебя обучить, но на самом деле ты все знаешь… Просто слушай себя. И еще… Самое главное. Тебе надо найти себя. Они забрали часть тебя. Но это ты позволила им это сделать.
– Папочка! Папочка! О чем ты говоришь? – плакала Ольга.
Петр Андреевич слабой рукой гладил дочь по голове, и из его глаз текли слезы. Он нежно и с глубокой печалью смотрел на нее и не мог сказать больше, чтобы не напугать Ольгу.
– Доченька, я скоро уйду…
– Нет! Папа! Нет! – закричала Ольга, зарыдала еще громче.
– Олененок, так надо… прости. Но ты знаешь, как все исправить… Слушай свое сердце, доверяй себе…
Петр Андреевич хотел еще что-то сказать, но не смог. Он вдруг тяжело и глубоко вздохнул, судорожно сжав Ольгину руку, и вновь потерял сознание.
Ольга вскочила на ноги и в ужасе смотрела на отца. Очнувшись, она истошно закричала, и дальше все происходящее воспринималось ею как сон. Вокруг нее в палате забегали какие-то люди, появилось новое оборудование, и Ольга видела, как отцу делали искусственное дыхание, разрядом тока пытались заставить работать сердце, кололи в вену укол. Неожиданно стало тихо, и слышен был только слабый писк прибора, к которому был подключен отец. Оказывается, все это время Ольга была в палате, но на нее никто не обращал внимания. Ольга очнулась, подошла к отцу, чтобы убедиться, что он дышит. Она снова тихо позвала его, но он был в коме.
Вошла медсестра. Ольга от неожиданности дернулась и задела капельницу. Молоденькая медсестра широко раскрыла от удивления рот, наблюдая, как падает капельница, и очнулась только тогда, когда та с грохотом рухнула на пол.
– Ой, простите, я случайно, – пролепетала Ольга.
Медсестра с ужасом оглянулась на голос и с криком выбежала в коридор.
Ольга с удивлением проводила медсестру взглядом и подошла к зеркалу, чтобы проверить, что так напугало в ее внешности девушку.
Но в зеркале никого не было. Ольга остолбенела, смотря в отражение комнаты, и потом рухнула без сознания на пол.
Сколько времени Ольга пролежала без сознания на холодном полу, она не знала. Очнулась, только когда за окном уже стемнело.
Она чувствовала, что очень замерзла и все ее тело трясется от шока и холода. Она хотела подойти к зеркалу, проверить свое отражение, но неожиданно осознала, что боится это сделать. У нее совершенно не было решимости увидеть, вернее, не увидеть себя в нем, еще у нее не было ни малейшего представления и объяснения тому, что произошло.
Ольга села у постели отца, мимоходом отметив, что стоит новая капельница и с пола убраны все осколки разбившейся прежде. Девушка равнодушно отметила, что персонал больницы заходил в палату, пока она валялась на полу, но ее никто не видел. Сколько времени Ольга просидела на неудобном стуле, она даже не пыталась понять. У нее не было ни сил, ни желания что-либо делать, двигаться. Пустота и равнодушие к собственной судьбе сковали душу, тело и волю.
Неожиданно в дверном проеме появился слабый свет. Ольга подняла глаза, равнодушно наблюдая, как свет разрастается и принимает не отчетливые формы человека.
У Ольги вдруг бешено забилось сердце, и она, наконец, вышла из ступора.
– Либуша! – закричала девушка и бросилась в сторону фигуры.
Но Либуша, словно парящая в воздухе, проворно увернулась от Ольги и выскользнула в коридор.
Ольга бросилась за ней, но фантом старухи очень быстро двигался вперед, и только иногда оглядывалась Либуша назад, словно проверяя, что Ольга не отстала.
– Либуша, подожди! – кричала Ольга, еле поспевая за фигурой, быстро удаляющейся по воздуху.
Она преследовала Либушу по бесконечным коридорам больницы, по длинной лестнице, ведущей в подвал, снова по подвальным коридорам. Либуша остановилась только перед тяжелой и широкой железной дверью, оглянулась на Ольгу, ласково улыбнулась и прошла сквозь нее.
Ольга как зачарованная стояла перед дверью, пока позади себя не услышала грохот. По коридору двигалась каталка, за которой, пошатываясь, шел пьяный санитар. Ольга прижалась к стене, пропуская вперед процессию. Санитар удивленно поднял на Ольгу мутные глаза и рявкнул:
– Ты чей-то здесь делаешь? Не положено! Брысь отседова, шантропа! – и продолжил свой путь.
Когда тяжелая дверь открылась, Ольга заметила ровные ряды таких же каталок, с лежащими на них телами, покрытыми с головой простынями.
– Это морг! – ужаснулась Ольга.
– Не-е, салон красоты! – заржал пьяный санитар, равнодушно запихивая под простынь руку трупа на своей каталке.
Ольга в ужасе отпрянула назад, успев заметить след татуировки на руке тела, лежащего под саваном на каталке санитара. Это была пентаграмма, та самая пентаграмма.
Ольга бросилась бежать. Сейчас она хотела только оказаться на улице и впустить в легкие свежий воздух.
