Книга Лягушки - Мо Янь

Большая радость, сенсей!

Вчера на рассвете у меня родился сын.

Поскольку моя жена Львенок относится к категории очень позднорожающих, ее не стали принимать даже все эти доктора наук из Китайско-американского центра по уходу за матерью и ребенком, которые якобы учились за границей. И тут я, естественно, вспомнил о тетушке. Как говорится, старый имбирь острее – у пожилых больше опыта. У жены тетушка тоже единственный человек, которому она доверяет. Они вместе приняли столько младенцев – просто не счесть, и она, конечно, была свидетелем того, как в опасных обстоятельствах тетушка вела себя словно великий полководец.

Львенок начала действовать, еще когда работала в дополнительную ночную смену в Центре разведения лягушек Юань Сая и двоюродного брата. Говорят, что когда пришло такое время и она давно уже должна была идти домой отдыхать, она упрямилась и не слушалась уговоров. С выпирающим животом ходила враскачку по городу, вызывая немало суждений и завистливых взглядов. Знакомые еще издалека окликали ее: «Старшая тетушка, ты все так же, еще не дома, не отдыхаешь? Никакой жалости у брата Кэдоу». – «При чем здесь это? – возражала она. – Рожать дело такое – время придет, все само собой образуется. Сколько крестьянок успешно рожали и в поле, и в рощице у реки. Чем больше изнеженности, тем больше хворей». Она рассуждала, как многие старые врачи традиционной медицины. Ее слушали, то и дело качая головой, большинство поддакивало, таких, чтобы тут же возражали, не было.

Когда я, узнав об этом, примчался в Центр разведения лягушек, Юань Сай уже послал двоюродного брата за тетушкой. В белом халате, маске на лице, с заправленной под белую шапочку копной волос и сверкающим взглядом, она заставила меня вспомнить старинное речение о тех, кто сохранил силу и энергию в старости: «Старый рысак лежит у яслей, а мыслями устремляется вдаль». Вслед за сотрудницей – тоже в белом халате – тетушка прошла в потаенную родильную палату, а я уселся в кабинете Юань Сая пить чай.

Багрово-красный рабочий стол посреди кабинета размерами был никак не меньше стола для настольного тенниса, рядом с ним – черное вращающееся кресло из настоящей кожи с высокой спинкой. На столе стопка толстых книг, да еще торчит небольшое алое полотнище государственного флага. Заметив, как я глянул на него, Юань Сай торжественно произнес:

– Я, приятель, хоть и бандит с большой дороги, но любить Родину тоже имею право.

Со знанием дела он налил мне чая «гунфу»[111] и не без бахвальства заявил:

– Это Дахунпао – Большой красный халат с гор Уишань[112]. Хоть и не аристократический, но качества отменного, когда приезжает уездный начальник, ему и то не завариваю. А если тебе подношу, значит, ты человек классный!

Видя, что душа у меня не на месте, Юань Сай сказал:

– Не переживай. Когда дело у меня в руках, волноваться не стоит, все проходит благополучно и без помех, как говорится, бьем без промаха. Тетушку твою мы просто так беспокоить не стали бы, ее, почтенную, у нас в Гаоми почитают как святую избавительницу, исход ее появления может быть один: с матерью и ребенком все благополучно, все рады и довольны!

Потом я откинулся на этом просторном и уютном кожаном диване и уснул. Во сне мне явились матушка и Ван Жэньмэй. Матушка в сверкающем атласном одеянии, в руке посох с ручкой в виде головы дракона; Ван Жэньмэй в ярко-красной ватной куртке и зеленых штанах: очень по-деревенски, но довольно мило. На левом плече у нее висел узелок из красной ткани, и оттуда выглядывал желтый шерстяной свитер. Они двигались по коридору, нигде не останавливаясь, матушкин посох размеренно постукивал, но это наполнило меня невыразимой тревогой. «Мама, – предложил я, – может, присядете отдохнуть? От того, что вы вот так явились, всем вокруг не будет покоя». Матушка присела на диван, но через некоторое время спустилась на пол и уселась там скрестив ноги, сказав, что на диване не может дышать. Ван Жэньмэй, словно чего-то боясь и стесняясь, пряталась за матушкиной спиной. Стоило ей ощутить на своем лице мой взгляд, как она тут же отворачивалась. Я увидел, как она вынула из узла желтый свитер и развернула его. Он был размером с ладонь взрослого человека, и у меня вырвалось: «Это на куклу только и налезет». Она покраснела: «Я вязала по размеру ребенка в животе». Только тогда я заметил, что живот у нее уже довольно заметно выпирает. О том, что она беременна, свидетельствовали и пятна на лице. «Но ребенок в животе тоже не может быть таким маленьким!» – добавил я. Глаза ее тут же покраснели: «Сяо Пао, поговори с тетушкой, чтобы она разрешила мне родить». – «Вот сейчас и рожай, – стукнула посохом матушка. – А я за тобой здесь присмотрю. Мой посох найдет управу и на несправедливых правителей, и на лукавых сановников. Кто попробует встать на пути, тот у меня доброй смертью не умрет». Она ткнула посохом в какой-то механизм на стене, и медленно отворилась потаенная дверь. Моим глазам открылась освещенная лампами как днем комната, накрытый белоснежными простынями операционный стол, по обеим сторонам которого стояли четверо людей в белых халатах, с закрытыми масками лицами. У изголовья – тетушка, тоже с ног до головы аккуратно одета, на руках – пластиковые перчатки. Ван Жэньмэй вошла туда, но, увидев, что там, повернулась и хотела убежать, но ее задержала рукой тетушка. Расплакавшись, как беспомощная девочка, она крикнула мне: «Сяо Пао, мы столько лет были мужем и женой, спаси меня…» Душу мне охватила скорбь, из глаз покатились слезы… По знаку тетушки подскочили те четыре – судя по всему, медсестры – и отнесли Ван Жэньмэй на операционный стол и в один присест стащили с нее одежду. И тут я увидел, что у нее между ног высунулась маленькая красная ручонка. Большой палец, мизинец и безымянный сжаты, а указательный и средний вытянуты в форме известного во всем мире знака победы. Тетушка безудержно расхохоталась, а отсмеявшись, сказала: «Хватит шалить, вылезай!» – и вот потихоньку стал выходить ребенок. При этом он озирался по сторонам, словно маленькая хитрая зверушка. Улучив момент, тетушка ухватила его за ухо, одновременно обхватила головку и с силой потянула: «А ну, давай выходи у меня!» – Раздался звук, как у взрывающегося попкорна, и младенец, весь в крови и слизи, выпал в руки тетушки…