— А не надо было думать, — заявила «принцесса». — Индюк вон тоже думал, дак в суп попал.
Король не мог оторвать глаз от своей суженой.
Разрумянившаяся от жара, сверкающая очами, уперев в бока округлые полные руки, обсыпанные мукой, — она была чудо как хороша.
Гедвига никак не могла взять в толк: ее что, действительно не боятся? Бестрепетной рукой она ухватила с полки тяжеленную вазочку для медомлячного соуса и изо всех сил грохнула ее об пол. Все присутствующие вздрогнули и поспешили ретироваться. Даже Галины аквалангисты сделали слабую попытку сбежать.
— А чего это вы чужое имущество портите? — грозно спросила Галя, наступая на королеву. — Свое заведите и хоть все на осколочки. А здесь не надоть скандал учинять!
Королева нащупала глубокую тарелку, и ту постигла печальная участь вазочки.
— Головой об стену, ежели с разбегу, будет еще громче! — посоветовала Галя.
Гедвига потянулась к следующей полке, но ее остановил грозный окрик:
— Я кому сказала — имущество не разбазаривать! А то не посмотрю на седины и морщины — так огрею, что пятый угол искать будешь всю оставшуюся жизнь!
На кухню на цыпочках прокрался Сереион и встал возле короля.
— Великая женщина, — прошептал Оттобальт, с восторгом глядя на Галю. — Королева.
— Ее-то и ждал Упперталь все эти годы, — согласился Сереион.
— Бесумяки! — пискнула Гедвига. — Ко мне! Взять самозванку!
В этот момент она не думала о последствиях этого рискованного шага. Ей было плевать и на грядущие политические конфликты, буде Галя окажется настоящей принцессой, и на реакцию племянника.
— Что делать? — Оттобальт схватился за сердце. — Не начинать же войну прямо при гостях?
— Вызову гвардейцев, — сказал Сереион и стремглав выбежал из кухни.
— Гарри! — сказал один из аквалангистов. — Кажется, эта старуха хочет обидеть нашу малышку!
— Это она зря, Билл, — откликнулся другой. — Сейчас мы зададим им перца! Покажем, что такое звездно-полосатый флаг! Только не говори ни о чем ни Мэри, ни Джулии.
Билл поднял глаза к потолку.
— Не волнуйся, Отто! — повернулась Галя к жениху. — Здесь давно пора навести порядок. Ты только не вмешивайся. Ой! — закричала она. — Пельмени, пельмени вылови ложкой. Да не обожгись! И воду слей…
— Да, любимая, — прошептал король.
— Ой, — охнула Галя, — та вы, наверное, всем это говорите, проказник.
— В первый раз в жизни, слово Хеннерта! — рявкнул потрясенный король.
— Бесумяки, в атаку! — заорала Гедвига, плохо понимая, что здесь происходит.
— Кисонька моя, — пропела Галя, обращаясь к любимому мужчине, — дай-ка мне вон тот сковородник.
Жабодыщенко тайком заглянул в ящик с минами и, испуганно отшатнувшись, быстро его захлопнул. Глаза у него бегали, лицо побелело.
Перукарников заметил, что с товарищем творится что-то неладное, и участливо положил руку ему на плечо:
— Ну что, Жабодыщенко, снова съел что-то не то? Чего такой убитый сидишь?
Жабодыщенко огляделся по сторонам, поманил Ивана пальцем к себе и горячо зашептал ему в самое ухо:
— Ты, Перукарников, все ото шуткуеш. Ты краще сюды подывись, — и с таинственным видом приоткрыл крышку ящика.
Иван доверчиво заглянул внутрь, но ничего нового для себя в опостылевшей таре для мин не обнаружил. Там лежали ровными рядами проклятые железяки, которые уже все жилы вытянули из доблестных партизан. С этим надо было что-то делать… И с Жабодыщенко тоже надо что-то предпринять — у парня крышу срывает. Вон глазищи размером с чайное блюдце — уже не может эти мины спокойно видеть. Аж трясет всего.
— Ну? — как можно спокойнее спросил Перукарников. — В ящике мины! И что тут особенного? Ты хотел меня этим удивить?
Жабодыщенко, заикаясь, проговорил:
— А то особливо, що их у цему ящику повинно зараз буты трохи менше.
Иван почувствовал, как с каждым словом растет в нем интерес к этой странной беседе.
— Как так — меньше? Что ты мелешь? Они у тебя что, по ночам гулять ходят?
Микола еще раз огляделся вокруг, не подслушивает ли кто, и признался Перукарникову в страшном преступлении.
— Гулять не гулять, а их зараз стильки, скильки завжды було. А так не може буты, тому що я кожного разу, вночи, на прывали, их по одний-дви штуки в кущах заховаю и обратно не беру, щоб нам з тобою легше було ящик носить. Розумиешь?
Перукарников понял, что человеческий интеллект — это страшная штука. Вот взять Жабодыщенко: на первый взгляд — дурак дураком, только и мозгов, чтобы пожрать да попить. ан нет — тоже, оказалось, царь природы. Логик! Стратег! Кто бы мог подумать!
— А ты хитрый жук, Жабодыщенко! — восхищенно молвил он. — Я бы до такого не додумался! Ведь Салонюк в этот ящик и не заглядывает.
Он приподнял крышку уже с нескрываемым интересом:
— Так что у тебя тут не выходит?
Микола попытался разъяснить еще доходчивее.
— Так я же ж тоби и кажу, мины в котрый раз знову в ящик повертаються. Скильки ночью не сховаю, зранку уси на мисци.
Не говоря ни слова, Перукарников и Жабодыщенко медленно повернули головы в ту сторону, откуда доносился жизнеутверждающий храп родного командира. Во взглядах у обоих бойцов сквозило подозрение.
Иван потрогал Жабодыщенко за рукав:
— Так, может, это он?
— Шо — он?
— Может, это Салонюк их обратно засовывает?
Микола печально покачал головой:
— Якбы ж то. Ни, не думаю! Тут явно без нечистой силы не обийшлося! Я остатнюю ночь не спав, лежав тихо, щоб роздывытыся — хто ж це може мины обратно у ящик покласть, колы я на нему зверху сплю?
Волосы на голове Перукарникова непроизвольно зашевелились, как если бы ему читали вслух «Майскую ночь, или Утопленницу» задолго до третьих петухов.
— Ну! И что ты ночью увидел? — нетерпеливо спросил он.
Жабодыщенко, белый от страха, прошептал:
— Шо, шо? А то шо — ничего! Во! Тильки утром ящик видкрыл, а мины знов уси на мисци. И Салонюк у ею ночь хропив, я це сам и бачив, и слухав.
Редко кому случается присутствовать при битве титанов. А вот Оттобальту, Сереиону и королевским гвардейцам повезло. Корпоративная этика мешала им в открытую радоваться позорному поражению бесумяков, однако удовольствие они получили неимоверное.
Разумом они понимали, что люди, вступившие в орден Бесумяков и служащие под началом королевы Гедвиги, заслуживают жалости и сострадания, но душа отчаянно протестовала. И то, что хваленые рыцари, обученные по прославленной и широко разрекламированной тетиной методике, были наголову разгромлены и в панике бежали, невзирая на вопли своей повелительницы, пролило бальзам на их уязвленное самолюбие.
