— Как бы мне хотелось, чтобы встретились все родные и близкие и чтобы все были живы. Но... у нас такие потери. Больше сотни убитых, а будет еще больше.
— А сколько осталось в живых, Мойра? — Он видел раны на теле племянницы, видел ее глаза, наполненные страданием.— Мы почтим память погибших, но продолжим радоваться жизни вместе с живыми.
— Да. Да, конечно. — Она пристально всматривалась в лица раненых и тех, кто за ними ухаживал; страх за Киана не покидал ее. — Ты сможешь добраться домой?
— Я поеду с последним отрядом. Привезу домой тела убитых. Мойра, предоставь это мне.
Мойра кивнула и, обняв дядю, вернулась к своим обязанностям. Она поила раненого, когда ее вновь разыскала Кэра.
— Его нога. Она... Гленна сказала, что ее можно сохранить, но...
— Значит, сохранит. Гленна не станет лгать — ни тебе, ни ему.
Облегченно вздохнув, Кэра кивнула.
— Я могу помочь. Я хочу помочь. — Она дотронулась до перевязанного плеча. — Гленна посмотрела и сказала, что ничего страшного. Я видела Дервил. С ней все в порядке. Только синяки и порезы.
— Знаю.
—Еще я встретила вашего кузена Орана, и он сказал, что Фалин, муж Шинан, уже на пути в замок Гилла. Но я нигде не видела Ислин. А вы?
Мойра опустила голову солдата, потом встала.
— Ее нет в живых.
— Нет, миледи, не может быть. Я не верю. Вы просто ее не нашли. — Кэра вновь окинула взглядом ряды носилок, протянувшиеся через все поле. — Их так много.
— Нашла. Она пала в бою.
— Нет. О, нет. — Кэра закрыла лицо руками. — Надо сказать Дервил. — Она убрала ладони от лица, залитого слезами. — Она ищет Ислин. Я скажу, и мы... Не могу себе этого представить, миледи. Не могу.
— Мойра! — позвала Гленна с другого конца поля. — Ты мне нужна.
— Я скажу Дервил, — повторила Кэра и поспешно ушла, торопясь найти подругу.
Мойра работала весь день, до тех пор, пока солнце вновь не опустилось к горизонту. А потом, усталая и измученная тревожными предчувствиями, полетела — на спине Ларкина, превратившегося в дракона, — на ферму, чтобы провести там последнюю ночь.
Киан должен быть здесь, убеждала она себя. В помещениях фермы темно, и он, защищенный от солнечного света, несомненно, помогает с доставкой продовольствия и транспортировкой раненых. Разумеется, он здесь.
—Почти стемнело, — сказал Ларкин, вновь изменив облик и став человеком. — Этой ночью в Гилле будут охотиться лишь животные и птицы.
— Ты никого не нашел, ни одного выжившего врага?
— Пепел, кругом один пепел. Даже в пещерах и в густой тени мы никого не обнаружили. Если лучи солнца проникли повсюду, то никто из них не смог выжить, где бы они ни прятались.
Бледное лицо Мойры стало серым, и Ларкин схватил ее за руку.
— К нему это не относится, ты же знаешь. У него есть плащ. Он успел его надеть. Неужели ты думаешь, что наша магия может причинить вред одному из нас?
— Конечно, нет. Ты прав. Я просто устала.
— Ты должна поесть, а потом прилечь и отдохнуть. — Ларкин повел ее к дому.
У порога стояли Хойт, Блэр и Гленна. Взглянув на их лица, Мойра почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Он мертв.
— Нет. — Хойт бросился вперед и схватил ее за руки. — Нет, он жив.
Слезы, которые Мойра так долго сдерживала, хлынули из глаз.
— Поклянись. Он жив? Ты его видел, говорил с ним?
— Клянусь.
—Сядь, Мойра, ты совсем без сил. Покачав головой, она продолжала вглядываться в лицо Хойта.
— Он наверху? Киан наверху? — Посмотрев в глаза мага, Мойра вздрогнула. — Нет, — медленно проговорила она. — Его там нет. Его нет в доме. Его нет в Гилле. Он ушел. Вернулся в свой мир.
— Он чувствовал... Проклятье, мне очень жаль, Мойра. Но Киан принял такое решение. Я дал ему свой ключ. Он полетел на драконе к Пляске Богов. Он сказал...
Хойт взял со стола скрепленный печатью лист бумаги.
—Просил передать тебе это.
Мойра посмотрела на письмо, кивнула:
—Спасибо.
Потом взяла лист бумаги и поднялась наверх. Одна.
Она заперлась в комнате, которую делила с ним в последнюю ночь, зажгла свечи. Долго сидела, прижав письмо Киана к сердцу, пока не нашла в себе силы сломать печать.
И прочесть:
Мойра.
Так лучше. Разумом ты поймешь это. Оставшись, я только продлю страдания, а их уже и так хватит на десяток жизней. Я покидаю тебя ради любви. Надеюсь, ты поймешь.
Твой образ всегда будет со мной. Я вижу, как ты сидишь на полу моей библиотеки в окружении книг и роешься в них. Как смеешься вместе с Кингом и Ларкином — в те первые недели ты редко смеялась при мне. Я вижу тебя, отважную в бою или задумчивую. Ты даже не подозревала, как часто я наблюдал за тобой, желал тебя.
Я буду видеть тебя в утреннем тумане, извлекающую меч из камня, и на спине дракона, посылающую огненные стрелы.
Я буду видеть тебя при свечах, протягивающую ко мне руки, ведущую меня к свету, которого я не знал прежде и уже никогда не узнаю.
Ты спасла свой мир — и мой тоже, и все остальные, сколько бы их ни существовало. Думаю, ты была права, когда говорила, что нам было суждено встретиться, чтобы возникла сила, способная спасти все эти миры.
Но теперь пришло время расстаться.
Я хочу, чтобы ты была счастлива, обрела мир в своей душе, научилась жить по-новому. Если бы я поступил иначе, то проявил бы неуважение к тому, что связало нас. К тому, что ты дала мне.
С тобой, только с тобой, я опять становился человеком.
Тот человек любил тебя без меры. Но, несмотря ни на что, я все-таки не человек. За все прошедшие столетия я любил только тебя. И ради нашей любви ты исполнишь мою просьбу.
Живи ради меня, Мойра. Нас будут разделять миры, но это принесет мне успокоение.
Киан.
Она плакала. Сердце ее разрывалось от горя. Лежа на кровати, где они в последний раз любили друг друга, и прижимая к сердцу письмо любимого, Мойра изливала в слезах свою скорбь.
Нью-Йорк. Восемь недель спустя
Большую часть времени он проводил в темноте—в компании бутылки виски. Когда у тебя впереди вечность, думал Киан, десяток-другой лет можно потратить на размышления. Может, лет через сто удастся изгнать эту любовь из своей проклятой, вечной жизни.
