Как только Сильвио стреляет, я понимаю: он их убьет. Бен упал и теперь лежит, схватившись за ногу. Однако жив и шевелит головой.
Сейчас или никогда.
Я пролетаю над местом, где еще недавно висело тело Амины. Я ощущаю ее присутствие. Как будто она по-прежнему жива и подбадривает меня. Я отпускаю одну руку и вынимаю гранату изо рта.
Грете не хватит сил в одиночку оттащить Бена; мне непременно нужно спуститься к ним вниз. По-прежнему раскачиваясь, я выдергиваю чеку.
Моя трапеция двигается к середине манежа, к Сильвио. В тот момент, когда я пролетаю над центром арены, я бросаю гранату. Она со стуком падает к его ногам.
Он смотрит на нее, затем поднимает глаза и впервые видит меня. Наши взгляды пересекаются. Я торжествующе улыбаюсь ему, а затем поджимаю ноги, делаю сальто вниз и приземляюсь рядом с Гретой и Беном.
Мы с ней хватаем Бена и стремительно тащим к выходу. Мы уже почти добрались до дверей, когда, сотрясая здания цирка, раздается взрыв. От грохота закладывает уши, ударная волна отбрасывает нас футов на десять вперед. Но в общем и целом с нами все в порядке. Я поднимаюсь, протягиваю руку и помогаю Грете встать. Она крепко цепляется за Боджо, который испуганно что-то лепечет. Бен в полуобморочном состоянии и едва держится на ногах.
Я оглядываюсь.
Вся арена — огромный огненный шар. Ярче всего он пылает там, где всего несколько секунд назад стоял Сильвио. Я ничего не могу разглядеть в этом адском пламени, но вряд ли он выжил. Его наверняка разорвало в клочья.
Мы с Гретой, шатаясь, бредем к выходу. Бен между нами. Дверь заперта, но у Греты есть ключи, которые она засунула в вырез трико. Густой дым разъедает глаза. К треску пламени добавляется вой сирен. Цирк полыхает ярким пламенем, никакая вода не потушит этот ад.
Я смотрю на Грету. Она задыхается.
— Пригнись к полу! — говорю я ей, смутно припоминая, что возле пола дым обычно не такой густой. Она покорно слушается меня.
Прислонив Бена к стене, я вожусь с ключами. Жар пламени становится невыносимым. Мои бедные ноги реагируют на него, как будто их подпалили заново. Я должна сосредоточиться.
Трясущимися руками неловко перебираю ключи в поисках нужного. Отпираю дверь, набираю полную грудь чистого ночного воздуха. Мы вырвались. Мы на свободе.
Все трое. Живые. Пока.
Бен
Набирая полные легкие воздуха, мы уходим в ночь. От боли в ноге я плохо соображаю. Голова как в тумане. Я беспомощной гирей висну между Гретой и Хошико.
Я смотрю вниз. Лучше бы не смотрел. Там, где недавно было мое бедро, теперь кровавое месиво. Как бы меня не стошнило.
Что теперь? Я озираюсь по сторонам. Каждое здание, каждый метр пространства вокруг нас мигает огнями. Мы со всех сторон окружены полицией.
В их центре, прямо напротив меня, стоит моя мать.
Наши взгляды встречаются.
Она должна быть вне себя от ярости: я не должен был бросать ей вызов, не должен был опозорить ее. Я должен быть послушной марионеткой, как и все мы.
Но я больше не такой. Ниточки, за которые они дергали, перерезаны. Теперь я могу думать самостоятельно, чувствовать сердцем и соображать собственной головой, как я обещал Прие.
Мать поворачивается к полицейскому рядом с ней и что-то говорит ему.
— Бенедикт! — говорит она в мегафон. — Сделай шаг вперед, сынок, и мы отправим тебя в больницу.
Оружие всех полицейских нацелено на Хоши и Грету. Они собираются застрелить их. Застрелить их и спасти меня.
Нет, этого я не допущу, если смогу помочь им. Я бросаюсь вперед и живым щитом закрываю их.
Я чувствую, как пошатываюсь. Все вокруг как будто в тумане. Я не знаю, как долго смогу продержаться.
Через мегафон к нам обращается чей-то голос:
— Отбросы, выходите вперед, руки вверх!
Хошико выходит из-за моей спины вперед и медленно поднимает руки. Грета следует ее примеру. Хоши смотрит на меня и едва слышно шепчет:
— Я люблю тебя.
Мое сердце готово выскочить из груди.
— Я тоже тебя люблю.
Мы делаем шаг вперед. Меня шатает. Полиция полностью окружила нас, их машины берут нас в кольцо. Один из них кричит:
— Сдавайся, Бен, не делай глупостей:
Ага, можно подумать, у меня есть такая возможность.
— Сдавайся! — снова кричит полицейский.
Что-то в его голосе кажется мне знакомым. Внезапно я его узнаю. И тут же оборачиваюсь в его сторону. Чертовски трудно сфокусировать взгляд, но кое-как это мне удается. Полицейский, крайний справа, на мгновение опускает фонарик и, вместо того, чтобы светить мне в лицо, направляет луч на свое собственное. Он даже снял шлем. Это Джек.
— Сюда, — как можно тише говорю я Хошико и Грете. Слова даются мне с трудом. — Следуйте за мной.
Мы движемся дальше, вперед и вправо. Вскоре мы рядом с машиной Джека.
— Он у меня, сэр! — кричит он кому-то. — Бен, Хошико, Грета! Давайте быстро в машину!
Он смотрит на меня и едва заметно подмигивает.
— Делай, что он говорит, — говорю я Хошико.
Мы неуклюже залезаем в машину. Джек садится за руль. Он на секунду оборачивается, улыбается мне, затем включает сирену, и мы трогаемся с места. Вскоре объятый пламенем цирк остается позади.
Хошико
Оказывается, нас увозит тот самый полицейский, что помогал Бену раньше. Как только мы выезжаем за ворота цирка, он выключает сирену и мигалку и сворачивает на боковую дорогу, прочь от главной автомагистрали.
— К счастью, я успел вовремя, — говорит он. — Пришлось поломать голову, гадая, откуда вас ждать.
— Куда мы уедем? — спрашивает Грета. У нее на коленях сидит Боджо. Грета нежно поглаживает его, стараясь успокоить. Сильвио был прав: она бы никогда не причинила ему боль.
— Там, на вершине холма, нас ожидает фургон. С водителем мы договорились заранее, на тот случай, если вытащим тебя из цирка живым. — Он смеется. — Даже не думал, что у нас получится. Если честно, не надеялся ни единой секунды.
— А как же ты сам? Что ты собираешься делать? — спрашиваю я его. Он встречается со мной взглядом в зеркале заднего вида.