Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Капитан выдохнул в бешеном хохоте. Он смеялся и не мог перестать, он упал на колени, а из глаз его потекли слёзы, скоро он стал захлёбываться слюной, сглатывать и снова смеяться, задыхаясь.
– Дэниэл, как вы можете? – с негодованием выкрикнул доктор. – Я же вам жизнь спасал! И не раз!
Доктор стал что-то выговаривать капитану, очень бурно и взволнованно.
– Ха! Ха-ха!.. Гы-гы! – смеялся капитан, корчась на полу и хватаясь за живот, и вдруг он стал мычать: – Мы! Мы-х!.. Мы!
– Подождите, доктор! – Сквайр пристально глядел на капитана. – Кажется, он нам хочет что-то сказать.
Доктор затих, а капитан, справившись с конвульсиями, протянул руку и ткнул ею в пол. Тут его опять скрючило от хохота, и он опять замычал.
– Мыло! – вскричал сквайр. – Да мыло же, Джеймс! Мы спасены!
И он бросился к плошке, сиротливо стоящей на полу. Зачерпнув пригоршней серую массу, сквайр стал яростно натирать ею свой подбородок. К нему подлетел доктор и тоже загрёб месиво из плошки, и также энергично нанёс себе на лицо и на шею. Тут к доктору ринулся Платон, до этого сидевший в углу и смотревший оттуда на джентльменов страшными глазами, и стал тереть мылом грудь доктора. Скоро серая масса начала пениться чёрной пеной.
– Вода! – выдохнул капитан, отдуваясь. – Быстрее.
Сквайр с доктором одновременно шагнули под трубу, как были, в штанах. Капитан пополз в дальний угол, куда не долетали грязные брызги, и сел там. Потом поднялся и в изнеможении вывалился наружу.
Вскоре в покоях появились мистер Трелони и доктор, сердитые, красные, но умиротворённые. За ними шёл понурый Платон.
– Я не дурак, – стал рассказывать доктор капитану про то, как всё случилось. – Я не дурак и сначала опробовал всё на Платоне. Ведь негодяй говорил, что их племена используют пасту для удаления бород. И он попробовал!.. Отличный результат, скажу я вам – кожа здоровая, гладкая и никакой тебе щетины. И без порезов!
Тут доктор остановился и грозно повёл глазами на Платона, тот сидел на корточках у двери и виновато смотрел глазами нашкодившего щенка.
– Но он же чёрный! – Доктор опять захлебнулся негодованием. – На нём же ни черта не видно!
– А я тоже смотрю на Платона, – продолжил сквайр. – Ни тебе порезов, ни раздражения, ни царапин… Дай, думаю, намажусь и я тоже.
Тут он покосился на доктора и сказал с усмешкой:
– Только я, в отличие от нашего доктора, не стал ампутировать себе волосы на груди.
– Имели бы вы, сэр, на груди такие волосы, как у меня, тоже бы намазались! – выкрикнул доктор сердито.
– Не ссорьтесь, джентльмены, – сказал капитан. – И простите меня, что я так смеялся… Но вы бы на себя посмотрели!
Тут он опять рассмеялся и, поднимаясь с ковра, сказал:
– Пойдём, Платон, намажешь и меня тоже. Что же я, один буду такой неухоженный?
И, покосившись в сторону доктора и мистера Трелони, добавил:
– И белый.
****
Когда стало темнеть, их снова увели к повелительнице.
Опять зал заполнили придворные. Словно соблюдая какой-то ритуал, они легко и небрежно разговаривали друг с другом, перемещаясь по залу, но их глаза время от времени обращались на повелительницу, и была в них ласка и нежность. Зазвучала музыка, только танцевали сегодня мужчины – сильные, рослые воины.
Повелительница посадила капитана и Платона рядом с собой и сразу сказала, что мясо матросы уже получили. У капитана изумлённо взлетели вверх чёрные брови. Он сказал Платону:
– Спроси у повелительницы, как велика её земля?
– Два дня пути, – ответила та. – Сейчас только два дня – нас становится меньше. Пустыня наступает, реки мелеют, редеют леса, и меньше остаётся плодородной земли. Для моего народа наступают нехорошие времена. Я плохо стараюсь.
И глаза её стали ещё тоскливее. Доктор Легг побагровел и возмутился:
– Но климат не зависит от чьих-то стараний!
Ойяшакур снисходительно улыбнулась и произнесла:
– Ты просто не знаешь, чужеземец. Дождь может вызывать Тот-который-знает-всё, но это нельзя делать часто… Тот-который-знает-всё сам выбирает день обряда. Посреди засыхающего поля он зажигает высокий костёр из дерева ябо и бросает туда золу кукуичи. Он поёт и молится целый день, и целую ночь, и опять целый день и всё время бросает в костёр из дерева ябо золу кукуичи, пока с Неба не пойдёт дождь. Это очень тяжёлый обряд.
– А как небо падает на землю? – спросил капитан.
И та ответила:
– В нашей книге написано, что, падая, Небо начинает течь на землю одной ослепительной голубой струёй. Небо падает струёй, а края его у самого горизонта темнеют, как самая тёмная ночь, но без звёзд. Эта ночь становится всё шире и гуще, а по земле растекаются огромные голубые круги. Круги делаются всё шире, потом уходят за горизонт, а Небо превращается в маленькую сияющую точку наверху… Потом эта точка гаснет, и наступает долгая ночь… А голубая земля долго темнеет, застывая, превращаясь в камень, и делая мёртвым всё вокруг до самого горизонта. Вот так небо падает на землю.
Капитан, криво усмехнувшись, насмешливо произнёс:
– А кто-то, значит, это наблюдал в сторонке.
Ойяшакур ответила:
– Великий мудрец, написавший книгу, сидел на скале рядом. Потом он долго ждал, пока Небо на земле застынет, чуть не умер от жажды, а потом слез и записал это в книге, чтобы мы помнили.
За столом замолчали. Чёрные воины в зале плясали, и барабан бил, и пронзительно звучала флейта. Повелительница поднялась и пошла через зал. К капитану приблизились воины.
Он встал и, не глядя ни на кого, ушёл с ними.
****
Капитана привели в покои Ойяшакур. И тут же появился Тот-который-знает-всё с подносом в руках. На подносе стояло две чаши. Колдун жестом показал, что их надо выпить.
«Теперь две чаши, многовато что-то для яда», – подумал капитан с усмешкой. Он протянул руку и взял одну из чаш, а потом посмотрел на Держащую Небо – та улыбнулась ему ободряюще и села на ложе.
С последним безвкусным глотком из второй чаши капитан вспомнил свою вторую женщину…
Она была женой торговца шерстью – он приносил в их дом дрова, которые обычно сгружал внизу, под лестницей. Но в тот день ей вздумалось попросить его занести дрова наверх, чтобы протопить спальню в ясный июльский день.
– Если тебе не трудно, – сказала она.
Ему было не трудно, юному, сильному, быстрому. Ему даже было не трудно внести по лестнице и её саму вместе с дровами. Так он ей и сказал с улыбкой, отрывая глаза от пола.
– Ах, вот как? – воскликнула она и вдруг прижалась к нему тёплой грудью.
И тогда он вспомнил белеющую коленку, ворох юбок, запах женского пота и что-то ещё неясное, потом смешки, темноту и движение вниз, борьбу, поцелуи, лихорадочный шёпот, слова «нет», «не надо», «нельзя» и отталкивание рук… И сердце его зашлось от желания, и это желание набухало в нём, ширилось и росло. Он обнял её и сжал, что есть силы. Она засмеялась, странно и глухо, и они взбежали по лестнице в спальню. И потом случилось то, от чего бы его не смогли оторвать даже воскресшие вдруг и вошедшие в спальню родители.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
