И теперь ему предстоит вторая встреча.
Юноша боится, что она закончится для него смертью. Его использовали для определенной цели, и теперь его задача выполнена. Обсерватория построена. Галли сделал все возможное, чтобы никого к ней не подпускать. Никто ее не нашел, и теперь она погребена в песках возле Горестной Руки. «Теперь я бесполезен», — думает он. Палпатин его убьет. Какая-то часть Галли находит в этом странное утешение, но другая его половина считает иначе: «Нет, я убью его раньше, — пускай даже этот человек владеет магией. Настоящей магией, а не фокусами отшельников. Как он в тот раз призвал песок к себе в руку, точно летающую змею...»
Стоп.
Он уже здесь.
Палпатин стоит в дверях. Руки его скрыты широкими рукавами черного как ночь одеяния, под капюшоном видна лишь половина лица. У Галли на миг возникает чудовищное впечатление, что темная магия исказила облик Палпатина, и он вновь вспоминает, что этот человек обладает истинным могуществом, с которым Галли еще не сталкивался. Он быстро выбрасывает из головы любые опасные мысли, боясь, что старый колдун способен вытянуть их прямо из его черепа.
Палпатин входит в каюту, и по мановению руки к нему подкатывается второе кресло. Развернувшись, оно останавливается перед креслом Галли. Палпатин садится и делает рукой еще один пасс — ладонь его поднимается, будто прося молящегося встать с колен. Галли не уверен, что этот жест предназначается ему, в чем вскоре и убеждается: как и кресло до этого, из телескопического портала в полу сам собою поднимается стол. Подобных столов Галли еще не видел — он круглой формы, но в его крышке вырезана квадратная доска, разбитая на черные и белые квадраты поменьше, внутри которых круги противоположного цвета.
Одновременно со столом из этих кругов поднимаются фигуры, похожие на грубо высеченных идолов. Два одинаковых набора располагаются на доске симметрично. Фигуры похожи на зверей, на людей в больших шляпах, на воинов, на некое подобие космических кораблей. С каждого края — по одной фигуре, напоминающей самого Палпатина; они высокие и сгорбленные, в таких же одеждах. Фигура перед Палпатином — в черном, с белым лицом. Черноликая фигура перед Галли облачена в белое.
Здравствуй, Галли, — произносит Палпатин.
Здравствуйте.
Давно не виделись.
Галли сглатывает комок в горле. «Будь сильным. Ты уже не мальчик. Теперь ты уже почти мужчина. Ты вворк- ка, а не мышь. Ты убивал для него». Он поднимает дрожащий подбородок, стараясь выглядеть гордым и бесстрашным:
Да, давно.
Все артефакты на месте. Ядро пробурено. Стражи и мой советник Ташу докладывают, что ты действительно был всецело нам предан. — Палпатин глубоко вздыхает и обнажает в улыбке желтые зубы. — Строительство обсерватории закончено, и вместе с ним подошло к концу и твое время на этой жалкой планете.
Да.
«Вот оно», — думает Галли. Его ждет смерть. Десть лет, прошедших с тех пор, как он видел этого человека[4], лишь отсрочили неизбежное.
Я не хочу умирать. — В голосе его нет мольбы, лишь желание, чтобы Палпатин об этом знал.
Конечно не хочешь. У тебя есть свое предназначение. Те, у кого оно есть, обречены сражаться за жизнь, поскольку жизнь и предназначение неразрывно переплетены между собой.
А те, у кого нет предназначения?
Палпатин пренебрежительно машет белой как кость рукой:
Они еще не знают, что на самом деле жаждут смерти.
Вы меня убьете?
Я не собираюсь этого делать.
Тогда почему я здесь?
Как я уже сказал, твое время на Джакку подошло к концу. Ты выполнил все, о чем я просил, и в награду ты получишь от меня новую жизнь вдали от того места.
Сердце Галли подпрыгивает в груди. «Вдали от Джакку...»
Я туда вернусь?
Не сегодня. Возможно, когда-нибудь.
Я вообще не хочу возвращаться.
Багряные губы Палпатина медленно растягиваются в улыбке, словно рассеченный пополам синяк, в котором виднеются язык и зубы.
Тем не менее, возможно, в том и состоит твое предназначение. Пока оно туманно. — Палпатин наклоняется вперед, рисуя пальцем невидимые линии на странной игровой доске. — Тебе знакома эта игра, Галли?
Нет.
Так я и думал. Это очень древняя игра. Она называется шах-теж, хотя на протяжении веков она существовала во множестве вариантов: дежарик, мебиус, шахматы. Но основной ее принцип в большинстве вариантов остается одним и тем же.
Мы будем в нее играть?
Будем. Но для начала мне нужно, чтобы ты понял не только как передвигаются фигуры, но и зачем они это делают. Не только как играть, но и зачем играть, — улыбается Палпатин. — Слушай внимательно.
Затем он объясняет суть игры.
В игре шах-теж, — говорит он юноше по имени Галли, — доска называется «вотчиной», и у каждой перемещающейся уникальным образом фигуры на ней своя особая роль. У каждого игрока есть по одной фигуре каждой разновидности. — Император шевелит подагрическим пальцем фигуру, похожую на слишком худого человека в странной, столпоподобной шляпе. — Визирь может ходить только по диагонали, но дальность его передвижений неограниченна. — Он постукивает желтым ногтем по другой фигуре, изображающей коренастого воина в капюшоне, вооруженного то ли длинным ружьем, то ли мечом, — персонаж слишком абстрактен, чтобы сказать наверняка. — Это рыцарь, — говорит Палпатин, щелкая ногтем по фигуре. — Он может ходить на два шага в любую сторону. Полная свобода перемещения на ограниченное расстояние.
Таким же образом он описывает фигуру за фигурой: изгоя, вдову, ученика, советника, зверя, корабль. Он рассказывает, как они движутся, какую роль играют, даже немного об их истории. Например, по его словам, изгоя исключили из поздних вариантов игры, поскольку он «из- лишне анархическая фигура», а игроки стремились к «более стабильной игре».
Галли слушает, не до конца понимая, что именно ему следует запомнить. Но он крайне внимателен, даже не моргает и не отводит взгляда, боясь, что иначе все может в тот же миг исчезнуть.
Смысл существования всех фигур — служить другой, единственной фигуре... — его учитель снимает с доски последнюю статуэтку, похожую на самого Палпатина, — Императору. Задача всех фигур в вотчине — защищать императора. Если император падет, игра заканчивается, независимо от того, сколько фигур осталось на доске. Понимаешь?
Понимаю.
Тогда расскажи мне, что это означает.
Судорожно сглотнув, Галли сосредоточенно пытается
постичь суть урока, который хочет преподать ему Император.
Это означает, — откашлявшись, говорит он, — что вотчина не может выжить без Императора.
На лице Палпатина появляется улыбка, похожая на ползущую по треснутой стене многоножку.
