Лоркин промолчала.
Я подошел к ней, снял с ее плеча автомат и разломал его на куски, а пистолет зашвырнул далеко в море. За голенищем сапога у нее был нож. Отличный нож. Я переместил его за голенище собственного сапога.
Лоркин ничего не сказала и спокойно наблюдала за моими действиями, словно я ей стихи читал.
Я исследовал ее сознание, но это ни к чему не привело.
– Отведи нас к Отцу и Матери, – велел я.
– Я покажу их Роуан Мэйфейр и никому больше, – ответила она.
– Они в пентхаусе, заморожены! – вмешалась Миравиль. – Родриго всегда говорил, что они там. Идемте туда. Я проведу вас. Родриго говорил, что, когда он поднялся в пентхаус, Отец сказал ему: «Не убивай нас, мы не способны причинить тебе вред. Заморозь нас, и тогда ты сможешь продать нас Роуан Мэйфейр за миллионы долларов».
– О, прошу тебя, – сквозь слезы взмолился Оберон. – Миравиль, хотя бы сейчас не будь такой идиоткой! Они не могут лежать замороженные в пентхаусе. Я знаю, где они. Я знаю, где они должны быть. Если вы позаботитесь о Лоркин, я покажу вам, куда идти.
Мы не стали задерживаться в номере. Квинн крепко держал Лоркин за руку. Оберон шел впереди. Мы спускались по лестнице все ниже и в конце концов снова оказались в огромной кухне.
Массивные металлические двери. Холодильная установка? Морозильная камера? На одной из дверей висели замки.
Я моментально их сорвал.
Как только белый туман рассеялся, я шагнул внутрь помещения и в лучах света из кухни увидел на полу два замороженных тела: высокого черноволосого мужчины с седыми висками и рыжеволосой женщины. Глаза у обоих закрыты, лица безмятежны. Они лежали обнявшись. В белых одеждах из хлопка, босые – спящие под покровом из инея ангелы.
С головы до ног они были усыпаны замерзшими, но некогда прекрасными цветами, только лица оставались открытыми.
Я отошел в сторону, чтобы другие могли заглянуть в камеру. Я разглядывал замерзшие подтеки на полу, пятна на коже «спящих» Талтосов, любовался их спокойствием, их объятиями.
Миравиль тихонько вскрикнула:
– Отец! Мать!
Оберон вздохнул и отвернулся.
– И вот через все века он так закончил свой путь, – пробормотал он. – От рук собственных детей. А она, она могла прожить тысячу лет. А кто принес сюда цветы, позвольте поинтересоваться? Это ты, Лоркин? Ты, которая предала все, во что они верили? Это должно было случиться. Ты мелкая отступница. Пусть Господь простит тебя за то, что ты встала на сторону наших врагов. Ты сама привела их сюда?
Мона шагнула в освещенный прямоугольник дверного проема.
– Это моя дочь, – прошептала она.
Ни слез, ни рыданий.
Я почувствовал, как рухнули все ее надежды, все мечты, как умерла ее любовь. Я видел по ее лицу, что она смирилась с горечью потери.
Миравиль плакала.
– Значит, он сделал их твердыми как лед, – всхлипывала она и не переставая рыдала, закрыв лицо ладонями.
Я опустился на колени возле замороженной пары Талтосов и положил ладонь на лоб мужчины. Холодный и твердый.
Если в этом теле и присутствовала душа, я этого не ощущал. Но мог ли я в чем-то быть уверен? То же и с рыжеволосой женщиной, которая была так похожа на Мону.
Я осторожно вышел из морозильной камеры в теплую кухню и обнял Мону. Ее трясло, но она не плакала, только щурилась от холодного тумана. Наконец она взяла себя в руки и повернулась к Миравиль.
– Идем, дорогая. Давай закроем эту дверь и подождем, пока к нам не придут на помощь.
– Но кто может нам помочь? – спросила Миравиль. – Лоркин заставит нас делать все, что она захочет. А все остальные умерли.
– Не волнуйся из-за Лоркин, – сказал Квинн.
Оберон зло вытер слезы и снова с любовью обнял Миравиль. Потом он протянул свою длинную руку, погладил Мону по голове и привлек к себе.
Мы закрыли дверь в морозильную камеру.
– Квинн, – сказал я, – набери для меня номер Первой улицы, а потом передай мне телефон.
Квинн ловко, не отпуская Лоркин, одной рукой набрал нужный номер.
Милое задумчивое лицо Лоркин ничего не выражало. Оберон, по-прежнему державший в своих объятиях Мону и Миравиль, смотрел на нее с нескрываемой ненавистью.
– Следи внимательно, – шепнул я Моне.
А потом взял у Квинна телефон.
– Это Лестат. Мне надо поговорить с Роуан о Морриган.
– Что тебе удалось узнать, Лестат? – долетел до меня ее хрипловатый голос.
Я рассказал ей все.
– Как быстро ты сможешь сюда добраться?
Мона вырвала у меня телефон.
– Роуан, они могут быть живы! Их еще можно оживить!
– Они мертвы, – сказала Лоркин.
Мона вернула телефон.
– Вы меня дождетесь?
– Мы ночные существа, любимая, – ответил я. – Так что, как это принято говорить у смертных, поторапливайся.
Реактивный самолет приземлился на острове в два часа ночи. Ему едва-едва хватило для этого маневра посадочной полосы.
К этому времени мы с Моной, оставив Оберона и Лоркин под присмотром Квинна, два часа кряду очищали остров от трупов. Кроме того, мы скормили ненасытному морю обуглившиеся обломки вертолета. Неприятное занятие, но спокойные волны Карибского моря невзыскательны и быстро прощают любые грязные подношения.
Незадолго до приземления самолета мы с Моной обнаружили берлогу Лоркин. Весьма комфортабельную, кстати. Там стоял компьютер, который действительно был связан с внешним миром и забит информацией о наркоторговцах, об их счетах в как минимум дюжине банков.
Но более всего нас поразила загруженная в компьютер информация медицинского характера: бесчисленные статьи из уважаемых источников на самые разные темы – от диет до нейрохирургии, шунтирования и удаления опухолей головного мозга.
В действительности там было столько информации, что мы не могли ее всю просмотреть.
А потом мы наткнулись на страницы, посвященные Мэйфейровскому медицинскому центру.
И в этот момент, находясь в странном месте в атмосфере насилия и таинственности, я осознал, насколько грандиозным проектом был Мэйфейровский медицинский центр – дерзким и многообещающим. Я просматривал планы больницы и лабораторий, списки докторов и научных сотрудников.
Вдобавок ко всему Лоркин загрузила в компьютер статьи о самом Центре, которые появлялись в разных медицинских журналах.
И под конец мы добрались до материалов, касавшихся непосредственно Роуан Мэйфейр – ее карьеры, научных достижений, личных планов и перспектив развития медицинского центра, ее пристрастий и устремлений.
