– По-моему, надо попросить его уйти, – сказала она.
– Что он делает? – спросила я.
– Думаю, ждет, пока она умрет.
– Господи Иисусе, – выдохнул Оливер и шатаясь вышел на свежий воздух.
– Ладно тебе, дорогая, – уговаривал меня фотограф. Солнце палило так, что казалось, с меня слезет кожа. – Ты не разрешаешь фотографировать Кейт с детьми. Не разрешаешь фотографировать пациентов в больнице. И что же мне делать? Милочка, у меня задание – сделать фоторепортаж. И хочешь не хочешь – нужно его выполнить.
По тропинке нам навстречу шел Вернон Бриггс. Он тяжело дышал, истекал потом и вытирал лоб красным носовым платком.
– Это тебе не фоторепортаж, это правда, черт возьми! – заорал он. – Здесь черт знает что происходит. Пора бросить все к чертям и пойти играть в солдатики.
Позади шла Кейт с оператором, Мухаммед и Генри. Процессию замыкала Бетти, которая болтала со звукорежиссером.
– Как мы можем просить о помощи, – продолжал Вернон, – если с этими людьми ничего страшного не происходит?
– О чем ты говоришь? – в ужасе произнес Оливер. – Ты только посмотри на них. Как они могут так жить? Это невозможно.
– Только не надо сантиментов, сынок. То, что ты видишь, – обычное дело, мы, черт возьми, в Африке. Это не кризис. Да по их понятиям чертовы ниггеры купаются в роскоши.
– Должна признать, я разочарована, – сказала Кейт.
– Разочарована? Это катастрофа. Ложная тревога, так всегда делается во всех благотворительных агентствах.
– Это не ложная тревога, – сказала я. – Толпы беженцев могут прибыть с минуты на минуту.
– Но не завтра и не послезавтра, черт возьми. Послушай, детка, я не для того сюда приехал, чтобы выслушивать твои “если”, “но”, “с минуты на минуту”. Мое время стоит кучу денег. У меня тут эта треклятая тарелка из Найроби. Техническая группа, съемочная группа, Кейт Форчун, Джулиан Алман, Коринна Боргезе, директор и замдиректора “Кэпитал Дейли Телевижн” – все вышли на охоту за дикими гусями? За нами следит мировая пресса, я освободил эфир в среду вечером, на карту поставлена моя лицензия и моя репутация. Если бы мы не застряли у черта на рогах, я бы уже давно позвонил в Лондон и отменил все дельце. Это катастрофа, черт возьми.
– Катастрофа? – Мухаммед стоял совершенно неподвижно. – Почему катастрофа? Потому что катастрофы нет?
Вернон медленно повернулся. Остальные тоже остановились.
– Вы разочарованы. Почему? – Мухаммед окинул их испепеляющим взглядом. – Вы приехали, чтобы нажиться на нашем несчастье?
После обеда по предложению Мухаммеда мы собрались у него в хижине. Через входную дверь можно было увидеть спутниковую тарелку, примостившуюся на краю холма над лагерем.
– Животрепещущий вопрос. Нужно ли вообще призывать делать пожертвования? Есть ли у нас достаточные на то основания? – спрашивал Оливер.
– Да, – сказал Мухаммед.
– Вы с ума сошли? – ответил О'Рурк. – Как только вы можете спрашивать такое? Или, по вашему мнению, люди заслуживают помощи, только когда умирают?
– Что мы скажем в нашем обращении? – вмешался Вернон. – У беженцев все о'кей, да? Они получили партию продовольствия от ЕС. Еще одну партию – от нас. И скоро прибудет корабль от ООН. Они ни хрена не делают, просто сидят на заднице и ждут, пока их накормят. И вот наше обращение – пожалуйста, делайте пожертвования, чтобы купить каждому беженцу по бумбоксу?
– Это совершенно неоправданно, – сказал Оливер.
– О, только не лезь со своей сентиментальной чушью для среднего класса. Пора назвать вещи своими именами. Ты облажался, сынок.
– Это ты облажался, – сказал Мухаммед. – И скажи спасибо, что я не называю вещи своими именами.
– Ох, ох. Тебя еще не хватало, Мумба-Юмба.
– Тихо! – проревел Мухаммед. – Вы в моем доме, поэтому молчите и слушайте, что я скажу. Вы приехали сюда, ничего вокруг себя не видите, ничего не слышите, ничего не понимаете, поэтому послушайте, что я скажу.
Он вышел на середину земляного пола, опираясь на палку.
– Вы думаете, нам хочется просить у вас милостыню? Думаете, у нас нет гордости? Почему мы опустились до уровня нищих, что тому причиной? Объясните мне, – произнес он, глядя на Вернона.
– Засуха, война и лень – только и ждете подачек, – враждебно пробурчал Вернон.
– Англичане голодали, когда боролись за свою свободу? В Аризоне голодали во время засухи? Вы знаете, что это такое – бежать по лезвию бритвы?
Кейт Форчун смущенно кашлянула.
– Лень? Вы называете нас ленивыми? Вы знаете, что значит пройти пять миль в поисках источника воды, а потом все пять миль нести воду обратно домой в глиняном горшке за спиной? Приниматься за работу с первыми лучами солнца, когда серая дымка еще не рассеялась, и заканчивать с последними алыми лучами заката?
Только не перестарайся, Мухаммед, подумала я. Ради бога, не перестарайся.
– А вспахивать сухую землю кровоточащими, потрескавшимися руками, чтобы добыть пропитание для своих детей? Рыскать по бесплодным горам в поисках дров, чтобы не дать близким замерзнуть до смерти в ледяную ночь, и при этом понимать, что с каждой срезанной веткой, с каждым срубленным деревом погибает земля и пустыня подбирается все ближе? Радоваться, когда первые зеленые ростки пробиваются сквозь пыль, и знать, что, если дождей не будет, мы умрем, а если дожди выпадут, придет саранча, и мы тоже умрем?
– Так, значит, нечего было ввязываться в эту чертову войну, раз у вас и так полно неприятностей, как думаешь, сынок? – прервал его Вернон.
– Все, что у нас было, уходило на налоги. Приехали солдаты на танках и увели на войну наших детей, изнасиловали наших женщин. Забрали у нас земли. Нас преследовали за нашу веру. Вы бы не ввязались в войну? Если бы вы оказались в таком положении, неужели мы бы не помогли вам?
Мухаммед замолк и коснулся лба пальцами.
– Нам нужно совсем немного – семена, пестициды, мотыги, лекарства. Если бы все это у нас было, мы бы выжили. Но Запад не хотел помогать развиваться стране Абути. Запад был против марксизма. Запад не хотел помогать марксизму развиваться. Мы тоже были против марксизма. Но на Западе думали, что мы тоже из Абути.
– Но теперь вы здесь. Вам ничего не грозит.
– Как долго? Если придут беженцы и кончится еда, через несколько недель мы все погибнем. Мы словно лампы на ветру. Одно дуновение ветерка – и мы погасли.
– У вас есть река. Даже две реки. Там растут эти чертовы водоросли. Почему бы вам не поднять задницу и не вырастить себе еду, вместо того чтобы клянчить у других?
– Нам запрещено выращивать культуры.
– Как это?
– Запрещено правительством Намбулы. Если мы захотим заняться сельским хозяйством, то вынуждены будем покинуть лагерь.
