В тот день я падала дважды. Слава Богу, серьезно не пострадала, но мужчины впервые не на шутку встревожились, как, впрочем, и тетушка Юлиана, которая тоже тревожилась — правда, совершенно по другой причине.
Дело в том, что с утра у меня болело горло, и к вечеру после занятий в манеже мне не стало легче. Тогда она послала за доктором Кнайфером, который сразу же заставил меня широко открыть рот и долго смотрел мне в горло.
— Сильное раздражение дыхательных путей, — констатировал он, — и если бы передо мной была не юная фройляйн, а молодой человек, я бы сказал, что он перекурил.
— Перекурил? — оторопев, воскликнула тетушка. — Но моя Минка даже не знает, что это такое.
Доктор Кнайфер принюхался к моим волосам:
— Да. Запах сигар.
— Сигар? Их действительно курят у нас в курительном салоне… Но наше дитя там в жизни не бывало.
Доктор Кнайфер молчал. Он прописал мне микстуру от кашля из елового сиропа с маслом из апельсиновой цедры, массаж и полоскание с эвкалиптовым маслом. В понедельник от моей хрипоты в голосе не осталось и следа.
Но зато случилась катастрофа другого рода: в постели Габора обнаружили мою розовую подвязку. Ее нашла горничная по имени Хильди и, вместо того чтобы отдать Цилли или Юзефе, тайком показала ее всем домочадцам, а затем торжественно вручила моей тетушке. Мое имя было вышито на подвязке мелким белым бисером и отчетливо читалось.
Как это часто бывает в таких случаях, я была в полном неведении. Ничего не подозревая, я сидела за вторым завтраком, вернее, в ожидании его, так как после утренней тренировки довольно-таки проголодалась — как вдруг появилась тетушка. Одетая в айвово-желтое летнее платье, с белыми маргаритками в волосах, она шла такой быстрой походкой, что юбки у нее развевались на ходу.
За ней в розово-красном шелковом платье, с выбивающимися из-под черной шляпы рыжими волосами следовала Валери. Не говоря ни слова, они сели напротив меня.
— Дорогая Минка, ты только не волнуйся, — начала тетушка, поправляя гребенку в моих волосах, — все силы надо сберечь на 18 августа, но… позволь задать тебе… как бы это сказать… один деликатный вопрос. Хотя — нет! Спрошу прямо. Тут ходят дичайшие слухи: Габор и ты… Вы ведь помолвлены. Но в прачечной говорят, что вы тайком уже ведете брачную жизнь. Что это якобы случилось в Айхберге, и что вы, любезная княгиня, этому покровительствуете, и что Габор подарил тебе кольцо, и что у тебя, Минка, есть ключи от его комнаты и по ночам ты тайно его посещаешь. Я лишь повторяю то, о чем судачат. Лично я не верю ни одному слову. Фантазия людей не знает границ… но все же мне хотелось бы знать, — она вынула мою розовую подвязку из своего рукава, — откуда у Габора эта вещь?
— Минка, отвечай, — пробормотала княгиня, — мы ни в чем тебя не обвиняем… но все-таки… может быть, ты ее ему подарила?
— Да нет же. Он сам ее нашел где-то.
— Ты хочешь сказать, украл? Из твоего комода? — в тревоге вскрикнула тетушка.
— Нашел на полу. В красном салоне. Во время венгерской вечеринки. — Я рассказала, при каких обстоятельствах потеряла подвязку.
Дамы с облегчением переглянулись.
— Я верю тебе, — сказала Валери.
— Я тоже. Только каким образом мы все это объясним Эрмине?
— Осторожно. Если хотите, я отдаю себя в жертву.
— А что я скажу моим людям?
— Правду. Венгерский темперамент, чардаш, все так, как рассказала Минка. А на всякую чушь не стоит так реагировать. Мы выше этого!
— Слава Богу, что вы такой разумный человек, — радостно воскликнула тетушка, возвращая мне подвязку. — Вот так и надо будет сказать прислуге, и тогда они перестанут судачить.
— Скандала не должно быть, — заметила Валери, — я сейчас видела внизу генерала, он только посмеялся. «Полная чушь», — сказал он и попросил извинения за глупость своего сына. А еще он просил передать, что все решится самым благоприятным образом.
— Благоприятным? Что он имел в виду? — затаив дыхание, спросила тетушка.
— В том-то и вопрос, — улыбнулась Валери. — Думаю, он хочет свести Габора с Минкой.
— Что? — тетушка от удивления вытаращила глаза.
— Моя дорогая Юлиана, вы еще не знаете о том, что визит дам Фогоши отменяется.
— Нет!
— Упала с лошади в ров во время охоты.
— И генерал не расстроен?
— Отнюдь нет. Более того, постоянно делает намеки, что настала пора Минке стать членом их семейства.
— Но мы пока не получили залога. Мы, правда, не теряем Хюбша из виду, но это может длиться годами.
— Никакого залога не требуется. Минке надо только победить на скачках, и этого будет вполне достаточно. У нашего Зольтана золотые руки. Я уверена, что он вам обеспечит выигрыш.
— А как с Эльвири и Габором? Между ними ведь было все решено. Объединение состояний, общий конезавод… не понимаю.
— Угадайте с третьего раза! — засмеялась Валери. — Сейчас сообщу вам еще один сюрприз: у нашего Зольтана есть невеста!
— О нет, — тетушка яростно замахала веером, — с каких это пор? С каких пор?
— С тех пор, как он вернулся из Вельса.
— Невеста из Вельса?
— Он не говорит. Единственное, что я знаю: влюблен, как мальчишка, даже на помолвку нет времени, страшно торопится, хочет жениться как можно скорее.
— Я так и знала, — ликовала тетя, — у нас в Верхней Австрии есть одна женщина, которая…
— Вы имеете в виду ту, с осиной талией?
— Сверху и снизу раздута как паруса…
— Глупое создание, кроме фигуры за душой нет ничего, — пробурчала Валери.
— Так подготовимся к сюрпризу…
— Сюрпризу со стороны куклы с фигурой, как песочные часы? Никакого сюрприза тут нет. Ее в двенадцать лет уже затягивали в корсет, и кругозор у нее такой же узкий, как и талия.
— Но ей мы обязаны непредвиденной милостью.
— Вот как… Да-да… Конечно, ей рады: она ведь сделала доброе дело. Но подходящая ли она кандидатура, чтобы войти в семью…
— Кто знает? — с удовлетворением проговорила тетушка. — Итак, Минка, ты останешься с нами в Эннсе. Это самый лучший подарок! Я так мечтала об этом… и сейчас мне хочется петь и танцевать от радости.
Она подпрыгнула и поцеловала меня.
Принцесса тоже поцеловала меня.
— Но это пока неофициально, — предостерегла она, — прошу не распространяться. Если кто спросит, я вам ничего не говорила.
— Даю честное слово, — согласилась тетушка, — будем держать в большом секрете. Его Превосходительство уже знает, где будет свадьба? Что-нибудь говорил по этому поводу?
— Нет, ничего.
