Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Помолчав, он тихо сказал:
— Извини. Я не думал, что до такой степени тебя напугал…
— Что?! Может, вы вообще думать не умеете? Мне было девятнадцать лет! Да я в то время даже не целовалась ни разу! И тут меня сажает в машину малознакомый мужик, которого я, к тому же, жутко испугалась ещё в издательстве, и начинает раздевать! Да я от страха чуть на месте не скончалась, как вы могли этого не понимать?!
В конце этой пламенной речи я чуть не перешла на ультразвук. Но, наткнувшись на виноватый взгляд Рашидова, замолчала. В самом деле, чего я… Ведь это всё случилось пять лет назад. Какая разница… теперь-то…
— Уходите, — сказала я, успокоившись.
Он покачал головой.
— Я не могу. Наташа, я только теперь понял, прости. Чуть позже я расскажу тебе, в чём было дело… Возможно, ты поймёшь. Но сейчас это неважно. Я пришёл к тебе совершенно по другому поводу. Меня попросил поговорить с тобой один человек.
— Кто?
Видимо, быстро отделаться от Рашидова не получится…
— Ломов.
Услышав ответ, я закашлялась.
— Кто-кто?
Интересно, а он вообще в курсе, что наш бывший главный редактор умер в конце февраля?..
— Михаил Юрьевич Ломов попросил меня поговорить с тобой. Да не удивляйся ты так. Дело в том, что ты кое-чего не знаешь… Точнее, ты не знаешь очень, очень многого. И он попросил меня рассказать тебе.
— Вас? Рассказать? Мне? О чём?
Кажется, шарики в моей голове окончательно заехали за ролики…
Рашидов улыбнулся. Да, я действительно начинаю сходить с ума… В жизни бы не подумала, что этот человек способен так ласково улыбаться.
— Давай сядем.
Я покорно опустилась на стул рядом с Рашидовым. По иронии судьбы именно на этих стульях мы сидели пять лет назад. Только теперь я смотрела своему собеседнику в лицо, и он держал меня за руку. Я даже не заметила, как он взял её, так была удивлена началом разговора…
— Дело в том, Наташа, что мы с Михаилом Юрьевичем… с Мишей… были лучшими друзьями.
Я почувствовала себя так, будто он вылил мне на голову целое корыто ледяной воды.
— Я понимаю, как это удивительно для тебя… Но я не вру. Мы жили в соседних квартирах и сидели за одной партой в течение десяти лет. В институтах учились разных, но продолжали общаться. Я был свидетелем на Мишиной свадьбе, он — на моей. Вот так…
Немного помолчав, словно ожидая от меня какой-то реакции, Рашидов продолжил:
— Пять с половиной лет назад Миша узнал, что умирает. Эта новость просто вышибла его из колеи, но оно и понятно… А потом появилась ты. Наташа, ты, наверное, так до сих пор и не догадываешься, что он любил тебя?
Я покачала головой.
— Почему, я знаю… Я тоже любила Михаила Юрьевича…
Рашидов рассмеялся.
— Нет, милая. Ты любила Мишу как старшего товарища, как своего учителя, как отца, в конце концов. А он… он был одержим тобой. Если бы не ты, я думаю, Миша умер бы гораздо раньше. Но ты ворвалась в его жизнь, как свежий ветер, и он часто повторял, что должен жить, потому что хочет передать тебе свои знания, научить своему делу. Миша ничего не говорил тебе, потому что знал, как ты к нему относишься, да и к чему было открывать эту тайну, когда жизнь его подходила к концу. Но он попросил меня прийти к тебе через полгода после его смерти и рассказать всё.
Я отвела глаза. Почему-то мне было неприятно это слышать… Я всегда относилась к Михаилу Юрьевичу, как к отцу, другу и наставнику, и узнать, что он любил меня больше, чем всё вышеперечисленное, было не слишком весело.
— Зачем? — горько спросила я. — Зачем мне это знать? Что это изменит…
Рашидов поднял руку и прикоснулся к моей щеке, заставив посмотреть себе в глаза.
— Миша хотел быть честным с тобой. Он полагал, что полугода тебе хватит, чтобы смириться с его смертью. Он хотел, чтобы ты знала о его чувствах и научилась жить с этим знанием. Если ты сейчас думаешь, что его любовь была бреднями пожилого человека, то я очень в тебе разочаруюсь…
— Я ничего подобного не думаю! — возразила я гневно.
— Хорошо, потому что Миша действительно очень сильно тебя любил. Я… Наташа, я знаю о тебе всё. Он рассказывал. Ты была его любимой темой для разговоров со мной. Извини.
Я опустила голову. Так вот откуда ему известно о моих родителях… И, надо полагать, не только о них.
— Не грусти, — тихо сказал Рашидов, сжимая мои пальцы. — Эти пять лет он был очень счастлив.
— Если бы Михаил Юрьевич рассказал мне… — я вздохнула, — я бы ответила на его чувства… Чтобы скрасить последние годы его жизни…
— Именно поэтому он и не рассказывал.
Я подняла глаза на улыбающегося Рашидова. Сейчас он был совсем не похож на того холодного человека, каким я его помнила все эти годы… Так же, как образ Ломова, моего учителя, никак не вязался с чувствами, которые он ко мне, как оказалось, испытывал.
Как странно меняются люди со временем. Пять лет назад я была наивным глупым ребёнком, девчонкой, которая ещё ничего не видела в жизни. Кроме, пожалуй, искренней и настоящей любви своих родителей, что тоже, конечно, стоит немало. И, встретив тогда Рашидова, я столкнулась в нём с тем, что было мне непонятно — с силой, жёсткостью, властностью, холодностью… И испугалась до дрожи в коленках. А теперь, сидя перед ним спустя эти страшные для меня годы, я видела совсем другого человека. Да и сама была совсем другой.
Та маленькая Наташа испугалась бы не только самого Рашидова, но и рассказа о чувствах Михаила Юрьевича. Сегодняшняя Наташа… смирилась. Теперь уже нечего исправлять, не к кому идти и просить прощения за свою недогадливость. Да и нужно ли это было Ломову? Думаю, что нет, иначе он не смог бы так долго держать в себе свою тайну. А я прекрасно знала, какую силу может давать любовь. Даже безответная.
И особенно я могла себе представить, какую силу умирающему Михаилу Юрьевичу давала любовь к юной девушке, разделяющей его мысли, интересы, стремления… Я ведь понимала его так же хорошо, как саму себя. Я ловила тогда каждое его слово, да и до сих пор часто вспоминала советы Ломова, представляла себе, что он мог бы подумать, сделать или сказать.
Но теперь… какой смысл думать что-то плохое о человеке, который сделал для меня всё, и даже больше? Какой смысл анализировать прежние поступки Михаила Юрьевича через призму новых знаний о его чувствах? Это нечестно и недостойно по отношению к нему.
В моих воспоминаниях Михаил Юрьевич навсегда останется тем, кем он был для меня — другом и наставником.
— Мне жаль, что я не могу с ним поговорить, — сказала я тихо. — Мне бы очень этого хотелось…
— Ты можешь поговорить со мной, — ответил Рашидов так же тихо. Что-то странное было в его глазах… Какое-то ожидание и надежда, безумная надежда, словно он… чего-то ждёт.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
