Книга Исповедь Камелии - Лариса Соболева

Оболенцева, одетая в траурное платье, приняла ее. Скорей всего, Надин стало любопытно, зачем пришла графиня, с которой она лишь здоровалась.

– Чем обязана? – спросила Надин, не предложив гостье присесть, что читалось как нежелание видеть Марго, которую не так-то легко заставить отступиться от намеченной цели.

– Простите меня, ежели я не вовремя, но есть некоторые обстоятельства, их необходимо выяснить для вашей же пользы.

Оболенцева указала на кресла, обе женщины сели, с минуту изучали друг друга, как при первом знакомстве. Собственно, для Марго так и было. Когда она поразмыслила над печальными событиями, Надин – хищная тигрица – показалась ей в ином свете, потому Марго искала в ней признаки тех черт, которые та тщательно скрывала.

– Вы печетесь о моей пользе? – наконец сказала Надин. – Весьма странно и верится с трудом.

– Я это делаю в память о Прасковье Ильиничне. Мне не удалось ее спасти, она приехала домой слишком поздно, сразу за ней явилась полиция. А вы ведь были дружны с ней, не так ли?

– С чего вы взяли?

– Всему виной шляпа. Шляпа, которую вы купили в одном магазине с Долгополовой, чтобы выдать себя за нее ночью и попасть к Неверову.

– В этом городе ничего не скрыть, – презрительно фыркнула Надин. – Что вам еще известно?

– В общем-то, ничего. Остальное – догадки. Помогите мне разобраться, надеюсь, я тоже помогу вам, убедив Зыбина, что вы не сообщница.

– Ха-ха, – хохотнула Надин. – Представьте, я ее сообщница. Да, да. И мне решительно все равно, какие обвинения ваш Зыбин мне предъявит.

– Не стоит отказываться от помощи, думаю, Прасковья Ильинична не хотела бы, чтоб кто-то пострадал из-за нее. Будьте благоразумны, прошу вас.

Надин опустила голову, потеребила носовой платок, а Марго напряженно замерла, не сводя с нее глаз. Если она откажется говорить и попросит покинуть дом, то все смерти так и останутся за семью печатями.

– А вам-то что до этого? – тихо спросила Надин дрогнувшим голосом.

– Зыбин не смог мне отказать, когда я напросилась посмотреть, как он работает, ну и стала его помощником в этой истории. Поверьте, мое любопытство не праздное.

– Да, вам трудно отказать. Что ж, Прасковьи нет, а вас она уважала... Это была редкая женщина, таких более не сыщешь. Она поддерживала меня, когда жить не хотелось, и никто об этом не знал. Долгополов ревностно следил за ней, запрещая ей заводить подруг. Только недавно Прасковья поняла, почему он был так суров: потому что, забрав ее свободу полностью, взамен получил раздолье.

– Вы говорите о записке Вики Галицкой, которую обронил Евгений? Прасковья Ильинична сказала мне, что хотела уйти от него из-за этого.

Не усидев, Надин вскочила, в волнении прошлась несколько раз от стены к стене, возмущенно рассказывая:

– Если б дело было в одной записке! Прасковья нашла дневник, а там он описывал свои впечатления от женщин, с которыми спал со дня их свадьбы. Настоящий роман! Циничный, вульгарный, пошлый. Я не святая, но читать вслух подробные откровения не смогла. Ко всему прочему, Прасковья нашла письма Вики к нему, но ничего не тронула. Она была покойна и сказала мне: «Теперь я на себе испытаю все то, о чем он здесь пишет».

– Так вот почему она вышла на улицу в образе Камелии.

– Камелии? – остановилась Надин, глядя на Марго с непониманием.

– Это прозвище она получила от мужчин, с которыми...

Марго не договорила, опустила ресницы и переплела на груди пальцы рук, в этом почти молитвенном жесте читалась скорбь по несчастной Долгополовой.

– Да, досада на мужа была очень велика. Посудите сами: он держал ее в клетке, когда б его воля, то ей вообще не видать человеческого лица. Он всех поучал, всячески подчеркивал свою честность и благородство, порицал в других пороки. Прасковья рядом с ним чувствовала себя последней грешницей перед божеством. И вдруг столько гадостей в потертой от времени тетради! Это не просто измена, с которой, так или иначе, но смиряются, это... дьявольская изощренность. Прасковья купила вызывающий наряд и черную широкополую шляпу, чтоб ее видели издали...

Видимо, Надин надо было перевести дух, она позвала слугу, приказала принести чай и молчала, пока на столе не задымились чашки. Марго, по натуре нетерпеливая, проявила завидную выдержку, не наседая на нее и полагая, что Оболенцева, рассказывая ей историю Прасковьи, заодно хочет сама разобраться, в чем причина столь нелепой гибели. И точно, отпив из чашки, Надин продолжила:

– Не так давно кто-то украл письма Вики. Долгополов подумал, что их украла жена, и пришел в неописуемую ярость. Не соображая, что делает, кинулся на нее с кулаками. Прасковья предупредила: ежели посмеет ударить, она опозорит его на весь свет, его и Вики. Он боялся не только молвы, но и Галицкого, ведь тот способен убить, а жизнью мерзавец дорожил. Я думала, Прасковья уйдет из дому, но ошиблась. Кажется, она чего-то ждала, или ее устраивала ночная жизнь, о которой она рассказывала мне с чувством удовлетворения. Но однажды...

Прасковья вошла в комнату, сказала молодому человеку:

– Погасите лампу.

– Коль вы так желаете... – странно мялся он, стоя у двери.

Она подумала: юноша смущен, потому что молод и не знает, как вести себя, сама подошла к столу и задула огонь. Прасковья сняла шляпу, положила ее на стол, но заскрипела дверь, она замерла, почуяв что-то неладное.

– Эй! – как всегда тихо позвала Прасковья.

Внезапно ее обхватили не юношеские руки – робкие и мягкие, не часто касавшиеся женщины, а грубые. В них угадывалась воля и сила, но и это не все. Запах мужчины был знакомым. Прасковья сделала попытку оттолкнуть обманщика, да едва не задохнулась – настолько сильно он ее сдавил, заваливая на кровать.

– Пустите! – прошипела она, высвобождаясь.

– Пустить? Не для этого я тебя ловил.