— Можете взять на память или для отчета, — говорит он. Только теперь замечаю, что у него на погонах две звезды. Высший ранг для полицейского. Я, вечный капрал, помнил его капитаном.
— Спасибо, — отвечаю. — Моему работодателю будет интересно посмотреть.
— Вот о нем и речь, — сказал генерал. — Кто он, этот человек?
— Генерал!
— Знаю, знаю, вы — профи… Вот верительная грамота.
Развертываю сложенный вчетверо листок, на бланке с гарудой и тем же грифом знакомым почерком, который заставляет что-то шевельнуться во мне, написано:
«Старый дружище Бэз, старина Випол с приветом к тебе. Мой друг генерал Йодмани говорит, что ты бродишь по нашим краям и есть данные, что явился прямиком из Сибири или как там называется место в горах, откуда вытекает ледяная река…»
Господи, подумал я, на это они меня возьмут. Бывшему майору таиландской королевской полиции Виполу я отказать не смогу. Что там дальше?
«Попрания профессиональной этики от тебя не требуется. Если ты работаешь по контракту с какой-то полицией, а я не допускаю мысли, что ты берешься за подряды у «тяо пхор», и всем говорю об этом, то генерал Йодмани — высший чин, представляющий здешнюю полицейскую власть. Это означает абсолютную конфиденциальность для всего, что ты скажешь, и, нужно ли говорить особо, вашего контакта.
Генерал Йодмани задаст тебе пару вопросов. Если ты ответишь на них, нами, твоими друзьями, это будет расценено как вполне достойный поступок, хотя и молчание тоже имеет свои преимущества. На твое усмотрение.
Для информации: частную сыскную лавочку, в которой и ты работал столько лет, я продал брату генерала Йодмани. Ты можешь договориться о вознаграждении за свои сведения через эту контору, как и раньше.
Позвони мне на Рождество. Мое почтение госпоже Наташа. Сколько у вас детей? Как и всегда, Випол.»
Я вернул записку генералу Йодмани и сказал:
— Отвечаю. Должностное лицо в правоохранительной структуре страны под названием Казахстан. Это лицо, однако, договаривалось со мной об оказании услуг на частной основе. То есть ни это лицо, ни тем более я сам никакой правительственной, общественной или частной структуры не представляем.
— А из Москвы кто вас отправлял в страну Казахстан?
— Генерал, вы работаете с наемниками, я имею в виду бюро… то есть управление?
— Нет, конечно. Ни одна полиция в мире не использует частных детективов в качестве служащих. Почему вы спрашиваете?
— Из Москвы меня отправляло такое же должностное лицо, как из Казахстана, и также на частной основе. И про Казахстан, и про Россию я могу сказать, что все мои работодатели — частные лица. Они не представлялись как государственные служащие и не предъявляли своих полномочий. Мои отношения с ними и существуют, и нет… Так что даже при аресте меня обменивать никто не будет. Нечего обменивать. Меня нет.
Музыкальный сигнал отыграл в репродукторе, и диктор объявил о завершении посадки на лондонский рейс через несколько минут. Мобильный в кармане гимнастерки генерала пискнул. Он буркнул, отогнув крышку трубки:
— Выходит сейчас. Потяните пару-тройку минут!
И, обернувшись ко мне, сказал:
— Спасибо, вы прояснили задачу, которую выполняли. Согласитесь, что мы поступили бы некорректно, если бы не дали знать, что… что видели вас. Видим, пока вы на нашей территории… Информируйте о встрече тех, кто вам интереснее. Либо в Москве, либо в стране Казахстан, извините, не помню название столицы… Покажите фотографии. И присмотритесь к нашему сотруднику в буфете у выхода к самолету. О нем тоже можете рассказать.
Все действительно просто в этом простейшем из миров, именуемом миром спецслужб. Мне кажется, я высчитал «сотрудника» и спросил:
— Та Бунпонг?
Генерал кивнул.
На табуретке за стойкой буфета у выхода на посадку завербованный мною хмонг потягивал из высокого стакана «коку-колу» со льдом. Мы равнодушно скользнули друг по другу невидящими глазами. Я бы отдал правую руку на отсечение, если бы он меня предал. Генерал Йодмани имел своего агента в горах. Я имел своего агента и в горах, и в Управлении по борьбе с наркотиками. Мы оба, Та Бунпонг и Бэзил Шемякин, хмонг и русский, могли гордиться друг другом.
И снова над Гималаями я обдумывал, что натворил.
Итоги представлялись неплохими. Деловая связь Ивана Ивановича Олигархова с опиумным князем в Бирме подтверждена. С перевыполнением плана: я спровоцировал поход Та Бунпонга на Ташкент и его появление через Чимкент в казахстанском Новом Техасе. Контакт с генералом Йодмани вообще представлялся подарком судьбы. Если Та Бунпонг, «наш общий» с Сун Кха человек, является агентом таиландского Управления по борьбе с наркотиками, совесть моя чиста. Может, ему повезет и он пройдет всю линию поставки опиума нового 2000 года урожая от начала до конца, оставшись живым, и мне не придется сдавать его ни Ибраеву, ни Шлайну, когда он явится в Чимкент. Его сведения дадут возможность таиландской полиции, которая, видимо, наконец-то берется за «северное» направление, действовать достаточно эффективно. А как поступить с горцем, когда он объявится, пусть решает Ефим. Можно выжать из него детальные сведения о пути следования наркотиков через горную Азию с юга на север, а можно и не выжимать. Все равно ни Москва, ни Астана не дотянутся до потайных троп, кишка тонка.
Как вариант: я встречаю Та Бунпонга в Чимкенте… Ну, а дальше что?
Оставим все-таки эту заботу Ефиму Шлайну.
Квартиру художника придется, конечно, купить и превратить в явочную. Может быть, на это контора Ефима пойдет напрямую, исключив мое посредничество?
Во Франкфурте, вытащив из сейфа свои бумаги, я позвонил Матье в Алматы. Телефон оказался на автоответчике. Я коротко сказал:
— Крестный на пути. Готовь пирог.
На почте лежал факс до востребования от Шлайна: «Встреча в Берлине, гостиница «Гамбург», Ландграфенштрассе, 4. Начиная с 25 февраля». Ну, конечно же, не 23-го, когда коллеги Ефима празднуют День Красной Армии!
Сверившись по настенным часам франкфуртского аэровокзала, я подзавел и поставил дату, а также стрелки своих подпорченных швейцарских «Раймон Вэйл» — как раз и было 23 февраля 2000 года, среда, 16.45. Пережидать время до контакта здесь, во Франкфурте, или катить поездом в Берлин?
Так и не решив, я вошел в телефонную будку международного телефона и набрал номер Ляззат в Астане. По моим расчетам, там шел одиннадцатый час вечера.
Рассматривая доисторической постройки красный биплан-истребитель с черным прусским крестом на фюзеляже, выставленный в стеклянном холле, я считал сигналы вызова. Она ответила на девятый, слегка задыхаясь, вопросом:
— Фима?
Она, что же, ждала моего звонка?
— Нет, — сказал я. — На этот раз Бэзил. Фима уступил мне номер телефона, сказал, что ему больше не нужен. Ты ему надоела.
