Книга Стоя на краю неба - Екатерина Белецкая

Ри смотрел на Орбели с неодобрением и весьма настороженно. Орбели его словно бы вообще не замечала. Вежливо поздоровалась и демонстративно отвернулась. По всей видимости, ее вниманием целиком и полностью завладел катер – ну еще бы! Катер Сэфес штука очень и очень редкая, их и видели-то единицы, а чтобы оказаться внутри… Скрипач показывал ей всякие забавные вещи, которые делала интерактивная внутренняя среда машины, и Орбели смотрела на маленькое шоу, которое он устроил, со все возрастающим восхищением.

– А если руку порезать?

– Затянет очень быстро, если порез неглубокий. Попробуй сама что-то приказать, – предложил Рыжий. – Ну, давай.

– Маленький бассейн для ножек, и что-нибудь от синяка под глазом, – в пространство произнесла она. – Ой…

– Синяк через несколько часов пройдет, – пообещал Ит. – Когда-то я и Ри тут замечательным образом подрались…

Ри недовольно хмыкнул, но смолчал.

– И что? – с интересом спросила Орбели.

– Через сутки даже следов не осталось. А подрались серьезно.

– Из-за чего? – поинтересовалась Орбели, искоса глянув на Ри.

– Из-за моей нынешней жены, – неохотно ответил тот.

– И кто победил?

– Победила дружба, – Ри поморщился. – Но про синяки Ит совершенно прав.

– Забавно, – Орбели прошлась по каюте. – А если я хочу, например, посидеть?

– Просто скажи.

– Ага…

Ри исподтишка разглядывал ее, и она это, разумеется, прекрасно видела. Однако выдержки ей было не занимать. Ри мысленно сравнивал ее с Марией и приходил к неутешительному выводу – чем-то они были неуловимо похожи, женщина-человек и женщина-рауф. Было в них что-то общее, но что, он никак не мог понять. Манера держаться? Внутренняя холодная независимость? Едва различимый налет цинизма?..

«Какое у меня право лезть в их жизнь? – спрашивал он сам себя. – Нет… ну уж нет. Ничего я им говорить не стану. Если охота нарваться, то пусть сами разбираются, но я не буду. Не буду! Не мое это дело. Нет, это не месть, конечно. Было бы за что мстить… Семьдесят лет назад я был слеп, мне же говорили… они же и говорили… а теперь сами ослепли, идиоты… Но не мне их судить. Ни их, ни ее. Им с ней хорошо? Вот и славно. На том и порешим».

Он снова отвернулся. Хватит, надоело. С него довольно. Сейчас – в Джовел, забросить этих ненормальных в дипломатический, потом – забрать Джессику и гермо, который с ней в квартире, потом – прихватить эту семейку, и… прочь отсюда.

Делать тут больше нечего.

Ри великолепно понимал – отработка провалена целиком и полностью, причем не по их вине, это легко удастся доказать. Да, они нашли то, что искали, вот только начинать надо было поиски значительно раньше, а не тогда, когда ситуация подошла к финалу и что-либо изменить уже невозможно. Ужасно неприятное ощущение… раздражает.

«…Бессилие раздражает. Безнадежность. И мысль о том, что существует такая пакость, как интриги, предательство, корысть. Что множество вопросов приходится трактовать с позиции «кому это выгодно» – а выгодно всегда почему-то очень неглупым людям, с хорошими мозгами, интересным, внешне правильным и доброжелательным.

Выгодно.

И приходится прогибаться под тех, кому именно выгодно.

Гадость какая… Вся эта жизнь – по сути ужасная гадость.

Ты можешь сколько угодно долго биться головой о стену, доказывая и показывая, что вот так – всем будет лучше, а вот так – всем хуже; ты можешь сломать миллион копий о какие-то теории; ты можешь знать правду и пытаться эту правду до кого-то донести, но…

Тебя никто и никогда не услышит.

Потому что ты соблюдаешь закон.

А потом придет этакая вот Гоуби.

И покажет… да, вот это все и покажет.

И стая, высунув языки, рванет к ней – потому что там пахнет так, что становится интересно. Гнильцой пахнет. Зовом. Запретным. Запретное ведь всегда интересно, особенно если с претензией на стиль и красоту.

И ведь там есть о чем поговорить!

О правильном говорить скучно.

А там… Эти бесчисленные Гоуби – как призмы, через которые проходит свет. Проходит, разделяется, становится спектром. Ты, через свое отношение, становишься видим и значим, но в любом случае ты прав, и ты хорош. Для тех, кто схоже мыслит, – очень даже хорош.

А что мы можем предложить взамен?

Мы, со связанными руками, подчиняющиеся законам, призванным к главному – не причинить вреда?

Они, такие, как Гоуби, не ограничены рамками, не загнаны в угол, они вольны делать то, что им заблагорассудится. Поэтому они могут – диктовать.

Бить.

А мы – лишь отражать удары… причем так, что нас зачастую и не видно…»

…Ит подошел к Ри, сел рядом. Вывел дубль-панель, глянул на полетную траекторию. Покивал задумчиво, вопросительно посмотрел на Ри.

– Ты что-то хочешь? – Тот с трудом отвлекся от своих мыслей.

– Не знаю, – едва слышно ответил Ит. – Наверное, хочу что-то исправить. И мне сейчас тошно от того, что это невозможно.

Ри удивился, насколько точно совпали сейчас их мысли.

– Я тоже об этом думал, – сказал он столь же тихо. – Мерзко, да?

– Да, – кивнул Ит. – Знаешь, я иногда жалею о том, что мы – не Контроль. Будь мы Контролирующими, возможно, сумели бы что-то сделать.

– Это вряд ли, – хмыкнул Ри. – У Контроля рамок еще больше.

– Не всегда, – возразил Ит. – Может быть, в этот раз…

– Не может, сам знаешь, – Ри тряхнул головой. – Черт, надоело! Надо отрезать эти патлы. Все равно Марии сейчас нет, а мне они, если честно, мешают.

Ит тихо засмеялся.

– Мне тоже, – признался он. – Дома тоже первым делом избавлюсь от хвоста. Я ведь тоже не для себя… Сперва для Фэба, потом для отработок в «ноже»… а теперь можно будет остричь и забыть этот хвост, как страшный сон. Слушай, мы процесс смотреть будем или раньше уйдем? – спохватился он. – Честно говоря, у меня нет настроения это все наблюдать. Я бы смылся.