Но конверт, который я сейчас держала в руке, был надписан почерком Сэма. Иногда мне казалось, что Господь со мной играет. До турнира остался всего один день, и вот письмо от моего брата, который не написал мне ни строчки за все время моего пребывания здесь.
Дорогая Теа,
я знаю, что ты хочешь получить от меня письмо, но зачем? К тому времени, как ты это прочитаешь, все, что я напишу, уже устареет. Ты знаешь, что мы переезжаем. У нас все по-старому, только без тебя. Но скоро все не будет по-старому, потому что мы отсюда уедем. В семье, которая будет жить в нашем доме, пятеро детей. Пятеро. Можешь себе это представить? Кто-то из этих детей тебе нравился бы, кто-то – не очень. И это было бы нормально. Отец старается загружать меня работой. Он старается сделать так, чтобы я все время был занят. Теа, я не знаю, о чем писать. Ты сказала, что хочешь получить письмо, но что, по-твоему, следовало бы в нем написать? С Джорджи что-то не так. Мама и папа ничего мне не говорят, но я подслушиваю их разговоры. Это нетрудно. Они считают меня дурачком, который не умеет подслушивать, но дураки они. Папа уже много месяцев повторяет одну и ту же фразу: «С ним что-то не так». Как ты думаешь, что это означает? Ты знаешь, что меня допрашивала полиция? Мне не было страшно, но мама и папа боялись. После твоего отъезда мы ни разу не видели тетю Кэрри и дядю Джорджа. Я думаю, папа встречался с дядей Джорджем, но я не знаю этого наверняка. Мы все оплачиваем. Это мне известно. Дом в Орландо будет меньше. Так говорит мама. Но мы его еще не купили. Они все еще выбирают. Они мне ничего не говорят, но я думаю, что пока мы не можем позволить себе новый дом. Я думаю, им приходится ждать.
Мне здесь скучно. Мне хотелось бы иметь друга.
Твой брат Сэм
Я сложила письмо раз сто, пока оно не перестало складываться. А потом я снова развернула его и просмотрела. Я читала и перечитывала его, пока не запомнила наизусть. Но я этого не хотела. Я бы предпочла, чтобы голос моего брата не засел у меня в голове, как пластинка, бесконечно повторяющая одну и ту же песню. Снова и снова, пока я уже едва не кричала. Но я не хотела кричать. Я хотела плакать. Всхлипывать, как героини романов. Мама солгала. Джорджи не в порядке. Но я хотела ей поверить, и я поверила.
Я не понимала, что означает это его письмо, не считая того, что он одинок и злится. Он не был злым человеком. Именно эта история сделала его злым, изменила его, превратила в совершенно другого мальчика. Я чувствовала себя эгоистичной, мелкой и подлой. Меня отправили туда, где невозможно было чувствовать себя одинокой. А Сэм… Его заставили остаться единственным ребенком в их мире. А Джорджи… Как давно Сэм знает о нем? Как давно он в одиночестве тащит эту ношу?
Я решила, что в своем письме он просит меня вернуться. Сначала я хотела вернуться, но сейчас мне это уже было не нужно. Дома у меня не было будущего.
Я поднялась и достала подаренные мамой серьги из красной бархатной коробочки. Мне было больно их вдевать, но я этого ожидала. Я несколько месяцев не надевала сережек, с тех пор как примерила рубины Сисси. А потом я поспешила через Площадь в Мастерс, где меня ждал мистер Холмс.
– Я хочу подняться на гору, – заявила я. – Как в прошлый раз.
– Хорошо, – согласился он. – Все, что ты захочешь.
Я провела его через дом, и мы вышли на заднюю веранду. Светило солнце, как и в прошлый раз, и я надеялась, что солнечный свет еще будет радовать меня. Я надеялась, что когда-нибудь перестану вспоминать тот день до мельчайших деталей.
Мы поднимались по крутому склону, и мистер Холмс сзади коснулся моего бедра. Я обернулась и улыбнулась ему, но не остановилась. Я понимала, что он хочет знать, почему я молчу. Но ему не о чем было беспокоиться. Я знала, куда хочу прийти. Я знала, что хочу сделать.
С Джорджи это ощущалось как насилие, как что-то, чего нельзя было делать. Над чем мы совершили насилие, я не знала. Но я знала, что Джорджи уже никогда не станет прежним. Я знала это с самого начала. Письмо Сэма только подтвердило то, что я все время подозревала. Стечение обстоятельств. Сначала я думала, что могла бы все изменить, предотвратить трагедию Атвеллов. Существовало множество способов это остановить. Если бы я в тот день не отправилась на верховую прогулку. Если бы я просто возвращалась другой дорогой. Если бы Сэм не пошел на охоту с Джорджи. Если бы я не плакала, как маленькая девочка.
Но теперь я понимала, что все началось еще до моего рождения. С двух братьев и их сыновей. Дочь в этом уравнении была лишней. А потом мы все испытали на себе давление обстоятельств, которые поначалу не имели к нам никакого отношения. Мы реагировали на эти обстоятельства как могли, но не мы их создавали. Выгодная земельная сделка в Майами, на которую рассчитывал мой дядя. Депрессия, во время которой в моей семье усилилось ощущение превосходства над остальным миром.
Так что уверенности в том, что трагедии можно было избежать, не было. Это мог знать один Господь. Может, мне вообще не следовало рождаться? Мне было ясно, что только в таком случае эти события наверняка не произошли бы. Один из нас должен был уйти – я, Джорджи или Сэм.
Я остановилась на поляне и обернулась к мистеру Холмсу.
– Теа, – произнес он. – Теа.
Он коснулся моих сережек, маминого подарка. То, что мама и мистер Холмс, сами того не подозревая, прикасались к одному и тому же предмету, казалось возмутительным, но в то же время и каким-то образом утешало меня.
Что он видел тогда, почти год назад, подходя к нашей машине? Он ожидал нас, меня. Он смотрел на моего отца, который выглядел очень нерешительным. Папа нерешительно обошел свой грязный после долгой поездки автомобиль, а потом из него вышла я. Я выпрыгнула наружу, не дожидаясь, пока отец откроет дверцу с моей стороны. Нашел ли он меня дерзкой? Бесцеремонной? Теодора Атвелл из Флориды, которая проявила неразборчивость, хуже того, поступила очень дурно, и ее отослали прочь. Вначале из машины показались мои ноги, девичьи ноги, а потом и вся я. Я оказалась меньше, чем он ожидал, зато была очень хорошенькой и с идеальной осанкой. Может, он и не счел меня хорошенькой, но наверняка решил, что я интересная. И все это он разглядел в сгущающихся сумерках. Потом он осознал, что смотрит на меня слишком долго, и поспешил выйти наружу, чтобы поприветствовать нас.
– Теа, – снова произнес он.
Больше он ничего не говорил. Я все делала как бы по наитию, чего от себя не ожидала. Разумеется, я уже многое с ним делала, но никогда так раскованно и уверенно. Мы вели себя непринужденно, и это казалась правильным. Мне трудно было поверить в то, что кто-то, кроме нас с ним, когда-либо испытывал нечто подобное. Я никогда не хотела Джорджи так сильно.
Я поцеловала его, сжимая его щеки ладонями.
Потом я указала на землю, и он понял, он понял совершенно точно, чего я хочу, и он лег на землю, а я расстегнула ремень его брюк и помогла ему высвободиться из них.
Я опустилась на него, и он был таким большим и твердым внутри меня, и мне хотелось, чтобы это ощущение никогда не прекращалось. Это ощущение как будто оправдывало все, что я сделала, начиная с Джорджи. Это было ощущение того, что я не одинока. Но хотя осознание этого буквально пронзало меня, мне было грустно, потому что я знала, что мы это делаем в первый и последний раз. И в тот момент мне было трудно в это поверить. Просто невозможно. Я стискивала его плечи, а он вздернул мою блузку и сосал мои груди, и прижимал меня к себе. Я не верила в то, что еще когда-то смогу испытать такое ощущение. Я на мгновение замерла, потом наклонилась и поцеловала его. Наши тела были мокрыми и скользкими от пота.
