Зевс вскочил, сверкнул глазами. В этот момент он был по-настоящему страшен – ничего не осталось от той рассудительности и степенности, которая была ему свойственна. В каждом движении громовержца сквозила ярость.
– Они ведь могли стать совершенно другими! – заорал он. – А стали приспособленцами! Забрали огонь – хер с ним! И так проживем! Тряпье! Они недостойны разума! Они недостойны сострадания! Они недостойны даже самой обыкновенной смерти! А вы… – Он перевел дух. Поджал губы и сказал уже на тон тише: – А мы стали такими же, как они. Знаете, что я чувствую в последнее время все чаще и чаще? Падение. Вам снятся сны? Мне иногда снятся. И в них я снова и снова падаю.
– Это не наша вина, – тихо произнес Аид.
– Категории вины вообще не существует, дурак.
– Да ладно вам, – попытался сменить тему Дионис, беря осла за ошейник и подтягивая к себе. – Хотите прикол? Меня недавно один пропойца вывел из себя. Можно сказать, до белого каления довел. Ну я ему и устроил перманентное состояние жуткого похмелья. До самой смерти. Пусть помучается!
Никто не засмеялся.
– Самое пугающее даже не в том, что мы стали похожи на них, – прошептал Зевс, засовывая руки в карманы джинсов. – Самое пугающее, что мы так и не сумели стать их совестью. Жестокости не хватило. Мы всего лишь одиннадцать…
– Двенадцать, – перебил Гефест, разгрызая семечку. – Двенадцать.
В это время в релаксационную комнату, постучав, зашел подтянутый офицер в форме военно-космических сил России.
– Предстартовая подготовка корабля завершена, – отчеканил он с опустошенным взглядом. – Вы можете проследовать на борт.
Шагая по заснеженному полю космодрома Плесецк в сопровождении нескольких генералов под мороком, боги больше не сказали друг другу ни слова. Перед выходом из административного здания Дионис потрепал Монтгомери по загривку и легким пинком отправил обратно. Осел обиженно посмотрел на него, но, как ни странно, настаивать не стал. Зацокал внутрь помещения.
Через несколько часов отошедший от морока персонал космодрома будет ошарашен наличием серого копытного, разгуливающего по залам местного ЦУПа…
Специальный автобус помчал богов к высоченной «Энергии-М», возвышающейся на стартовых опорах в двух километрах от зданий космодрома. На боку мощной ракеты-носителя был пришпилен здоровенный шаттл, похожий на белую, слегка вытянутую ракушку правильной эллиптической формы. Эта разработка самарского завода «Прогресс» уже давно просилась к звездам, но пока ее готовили к старту, огня на планете не стало. И вот теперь шаттлу предстояло поднять на орбиту одиннадцать космонавтов и доставить их к так и недостроенному межпланетному кораблю «Конкистадор II».
Предстояло вернуть богов на небо.
Чтобы прорезать в борту межпланетника дырку, пришлось основательно попотеть. Сверхтвердые сплавы внешней обшивки довольно долго не желали поддаваться маломощному лазеру, который обнаружился среди инструментов на «Подснежнике».
Дело в том, что наружное кольцо стыковочного рукава было не совместимо со шлюзами «Конкистадора II», поэтому Фрунзику пришлось хитро присобачивать рукав к боку и делать в обшивке самую настоящую дырку.
– Ф-фу… Наконец-то, – выдохнул он, сдувая со лба крупные капли. – Нагрелся-то как, зараза! Макс, иди-ка сюда. Помоги эту железяку оттащить. Только возьми огнеупорные рукавицы. Тут даже скафандр расплавиться может…
Вместе с Долговым они втолкнули кусок обшивки внутрь межпланетника, и тут же остатки воздуха, бывшие в стыковочном рукаве, унеслись в глубь «Конкистадора». Там царил вакуум.
– Та-ак… Сейчас мы с тобой доберемся до топливных резервуаров, вытащим шланг сюда, – проговорил Герасимов, ворочаясь в громоздком скафандре. – Потом я выйду в пространство, закреплю на «Подснежнике» дополнительные баки, подсоединю к ним шланг, а ты включишь подачу топлива. Затем то же самое повторим с окислителем. А после поколотим аппаратуру. Ясно?
– Да. – Максим никак не мог привыкнуть к треску помех.
– Тогда – вперед…
Межпланетник оказался громадным кораблем. Десятки помещений, набитых приборами, установками и кабелями, длиннющие коридоры, иные из которых доходили до трех метров в поперечнике, задраенные наглухо люки, ведущие к исполинским плазменным установкам…
Около двух часов возились Максим и Фрунзик с закачкой топлива. И вот, когда последние тонны окислителя уже заливались в баки «Подснежника», а кислород в баллонах подходил к концу, в наушниках неожиданно раздался встревоженный голос Егорова:
– Эй! Алло! Фрунзик, ты меня слышишь? Я хрен знаю – включил я эту штуковину или нет? Отзовись, если слышишь!
– Слышу-слышу, товарищ ветеринар от космофлота, – откликнулся Герасимов. – Чего орешь?
– О, круто! Я в этой абракадабре электронной, конечно, не разбираюсь, но тут на экране какие-то точки стали появляться. И пара лампочек замигала красным.
– На каком экране? – быстро уточнил Фрунзик. – На том, что прямо на пульте управления возле иллюминаторов, или на правом?
– На правом.
– Твою мать! Сколько точек?
– Сейчас подсчитаю… два… пять… семь. Семь, Фрунзик, слышишь?
– Да. Тормоши Торика и передай ему слово в слово! Запомнишь?
– Попробую…
– Слава, считай траекторию для двух витков с уходом на расчетную точку к орбите Марса. Учти угловое смещение на три градуса четырнадцать минут. Запомнил?
– Ага. Только он же… не станет ничего считать без пресловутого доктора Звонкова.
– Заставь! – гаркнул Герасимов. – А то максимум через полчаса мы превратимся в кучку свободных фотонов! Маринке скажи, пусть пристегивается к амортизирующему креслу и не вылезает оттуда! Все понял?
– Да.
– Так, Макс! Слышишь меня?
– Прекрасно. Потише говори, а то у меня в ушах уже звенит.
– Вырубай подачу! И живо дуй к шлюзу!
– А как же торжественное битье дорогой межпланетной аппаратуры?
– Не успеем. Живо в шлюз, сказал! Я сейчас шланг отсоединю и тоже подскочу. Хорошо хоть смогли достаточно горючки залить…
Долгов перекрыл подачу окислителя и, осторожно хватаясь за кронштейны, полетел в сторону стыковочного рукава. Фонари, встроенные по бокам гермошлема, освещали давно заброшенные тоннели межпланетника. Кое-где на стыках толстых шлангов виднелись наросты льда.
– Скорее, скорей! – Фрунзик махнул рукой. – Нужно быстро сваливать!
Собрав рукав в гармошку и затащив его в шлюз, Фрунзик дернул оранжевый рычаг вниз и вдавил кнопку герметизации. Тяжелая плита люка бесшумно встала на место, отсекая космонавтов от морозной бездны космоса. Через несколько секунд раздалось шипение, и возле наружной стенки загорелась красная лампа. А возле внутренней – зеленая. Это означало, что шлюзовая камера наполнилась воздухом, и давление стабилизировалось.
