– С чего ты взял, что его «спеленают»? – Охотник даже перестал жевать, с удивлением разглядывая начальство. – На чердаке же мясо расшвыряли по всем углам.
– Учишь тебя, учишь… Ты же место преступления осматривал. Ну, напряги мозги… Направления атаки, где кто стоял перед смертью, как пытались двигаться… Может, это не настолько очевидно, но как сам говоришь – вот кажется мне, мерещится… Явно загонщики пытались сцапать гостя, а он их резал без жалости.
Клаккер заглотал остатки пирога, прикрыл в задумчивости глаза и начал сосредоточенно двигать челюстями. При этом он шевелил в воздухе пальцами, рисуя одну ему видную картину. Потом застыл на секунду и радостно закивал:
– Фо! Фо! Тофно! Там он, а…
– Прожуй, умник! – засмеялась Гжелика, спасаясь от фонтана крошек. – Тебя можно без оружия против Теней выпускать. Они от стыда за твои манеры сами удавятся…
Но палач уже ее не слушал. Он подпрыгивал на стуле от возбуждения, строя эфемерные планы:
– Так ведь мы можем их всех отловить! Надо только так подшаманить, чтобы беглец задержался на какое-то время. Потом они друг другу хвосты будут драть, а я по-тихому, незаметненько – раз!.. И всю кодлу одним ударом… Осталось лишь сообразить, куда еще эти неугомонные не совались. Где еще отметиться не успели… Зицц, карту давай! Будем вычислять, где шайку повяжем!..
– А пироги? – возмутилась девушка, но Клаккер уже раскатывал на полу бумажный рулон с отметками, закрепляя края папками с документами, позаимствованными со стола сыщика. – На ночь глядя, в мороз! Да и ходишь ты едва-едва, куда тебе против гадости в одиночку?
– Пироги с собой возьму, а гадость мы по-хитрому «спеленаем». Вон, Веркер хвалился, что ловушку замечательную соорудил. Заодно и испробуем. Вечером поставим, утром трофеи соберем… Зицц, не спи, включай мозги! Вот, я монетками сейчас отмечу, в каких дырах гады успели потоптаться. Нужно понять, где их следующая остановка… Думай, добыча уходит, упустим!..
* * *
Солнце только-только зацепилось за колючие кончики крыш, когда палач ввалился в темный подвал, гремя за собой широкой стальной клеткой, обитой со всех сторон мелкой серебристой сеткой. Дотащив громоздкое сооружение в центр пустого подземного склада, мужчина тяжело выдохнул и смахнул пот солба:
– Ну, Веркер, ну подсобил… «Отличная штука, гарантию даю, ни зубами, ни клыками…» Да я быстрее сам тут надорвусь, прежде чем какая скотина в дверку сунется… Так, ладно…
Палач выскреб из кармана крохотный обрывок бумаги с чужими каракулями и стал всматриваться в путаные строки, подсвечивая себе фонариком. Потратив пять минут на изучение записки Зицца, вздохнул, обозвал себя болваном и перевернул бумажку вверх ногами.
– Во, теперь понятно. Значит, бывший отстойник, где мелочь куковала. Отсюда вели три тропы в другие части города и еще отнырочек в… Ну придумает же – «отнырочек»… Ладно, значит, дырка в канализацию и сбоку ливневка. И два года назад почти каждый вечер на этих плитах устраивали посиделки наши хвостатые гости. Из чего Зицц делает вывод, что после полуночи обязательно кое-кто отметится. А раз сейчас в Городе никакой крупной скотины не осталось, то этот «кое-кто» будет из новичков. И это – хорошо…
С тем же беззаботным видом Клаккер положил бумажку на крышу клетки, доходившей в высоту ему до плеч, еще раз смахнул пот и с озабоченным видом полез правой рукой за пазуху. Правда, если бы кто-нибудь стоял напротив него, то заметил бы чуть прищуренные глаза охотника. Глаза, мгновенно подернувшиеся льдом ненависти ко всему зубастому, клыкастому и вонявшему Тьмой.
Нащупав рукоять обреза, палач чуть довернул ствол и выстрелил назад прямо через полушубок, затем распахнул дверцу клетки и ввалился внутрь, захлопывая спасительное железо за собой.
Одна тварь завалилась на спину, с удивлением пытаясь слепить лапами разорванную картечью грудь. Две другие заверещали и метнулись вперед, чтобы удариться мордами в переплетение стальных прутьев. Мужчина, неожиданно для самого себя превратившийся в приманку, не стал упускать удобный момент и еще дважды попотчевал чужаков выстрелами из дробовика. А затем уже еле успевал крутиться на месте, раздавая огненные оплеухи во все стороны: в маленькие и большие пасти, ловя картечным ударом мелькавшие мимо лапы, бока и спины. Опустошив в бешеном ритме три барабана, разрядил выхваченный левой рукой револьвер в спешно отступающие смутные силуэты и замер, окутанный клубами сизого дыма.
Упавший фонарик уткнул яркое желтое световое пятно в стену, сгустив темноту в подвале до кисельно-плотной черноты. И там, в этой темноте, сейчас продолжалась странная возня, изредка прерываемая хрипом и падением тел. Клаккер успел перезарядить револьвер и воткнул последний барабан с картечными патронами в дробовик, когда в клетку ударилась мертвая тварь, заставив жалобно скрипнуть изделие Веркера. Но прутья выдержали, подарив охотнику шанс на выживание. Соваться в подвал, залитый чужой кровью и забитый запахами смерти, не имело какого-либо смысла. Сейчас палач не смог бы ни определить, где находится противник, ни почувствовать момент чужого удара. Нужно было ждать и надеяться, что хитрая конструкция мастера-оружейника не позволит Тьме добраться до сидевшего внутри охотника за нечистью.
В наступившей тишине неожиданно громко хрустнуло дерево, и мужчина, баюкавший на руках дробовик, недовольно поморщился:
– А вот это ты зря… Действительно, зря… Понимаешь, пока я ходил с тросточкой, ощущал себя инвалидом. Я даже скажу – подумывал о пенсии, о кресле-качалке в саду. И хромал себе по Городу, показывая всем и каждому, как я устал. Как готовлюсь отойти от дел, подорвав здоровье в бесконечной войне… А теперь – придется забыть и про пенсию, и про милый сад… Я теперь поквитаться должен, зубастый. Потому что трость обошлась мне в четвертной, а на эти деньги можно рабочую семью кормить неделю. Слышишь, гад? Так что придется мне вспомнить старое и кое-кому оторвать хвост. А то привыкли чужое ломать…
Погладив горячий ствол, Клаккер продолжил рассуждать вслух:
– Кстати, я только сейчас сообразил… Ты ведь – хитрый, скотина. Очень хитрый… Как ловко сообразил подставить меня под удар, а? Загонщики топали за тобой, ты водил их по округе вечером, а потом проскочил подвалом, оставив меня разбираться с зубастой мелочью.
В темноте противно захихикали, но звук плыл, отражаясь от стен, и охотник не стал зря тратить патроны и стрелять наугад.
– Именно, ловко придумал… Я, значит, большую часть ухлопал, а ты лишь подранков добил. И если на чердаке было штук пять тварей, вряд ли больше, то здесь полный набор. Сколько мы тут накрошили? Двадцать, тридцать? Молчишь?.. Ну и молчи. Я хоть подремлю, а то что-то взмок с непривычки. Давно уже так не суетился…
У лестницы раздались еле слышные шаги, затем в подвал вернулась гробовая тишина. Палач сидел, прикрыв глаза и не пытаясь даже приоткрыть дверцу клетки, чтобы подцепить лежавший рядом фонарик. Прошло пять минут, затем еще пять, но мужчина будто заснул, размеренно дыша. Затем, не открывая глаз, пробормотал:
