Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Вовремя! По улице Оборонной слышится лязг гусениц. Продолжаем концерт по заявкам международной общественности…
День десятый. Держимся на честном слове. Камрады выкатили все, что есть и тупо лупят в подвалы руин масштабной предвоенной новостройки прямой наводкой. Хвала небу, что хотя бы добровольческой пехоты тут нет, одни крипаки. Но зато – какими толпами!
Минометчики Штейнберга свалили вчера с остатками уцелевшей батареи. Петя приказ на отход еще два дня назад дал да вот – уперлись мужики, на нас глядя. До последней мины стояли.
Мы, шустрыми землеройками курсируем по дымящимся развалинам да полузаваленным подвалам от одной, заложенной бетонными блоками и мешками с песком бойнице импровизированного ДОТа[150], до другой. По уцелевшим пока крышам и верхним этажам гостиницы, когда-то жилой девятиэтажки и остовов, так и недостроенного, квартала "Новый город" – мартышками скачут мои снайперы и "Корнетовцы".
Ильяс командует расчетами ПТУР: Максим Шкуратов с намертво прилепленной Кузнецовым погремухой "Малюта" вместе с Денисом Коваленко – превратили район Острой Могилы в кладбище СОРовской бронетехники. Переименовывать потом придется. Антошины "ухальщики" ведут свой счет. Тройка Гирмана бьет редко, но метко, хотя и оглушены конкретно, тяжелее всех – от барабанных перепонок у пацанов, видимо, одно название осталось.
Мы приказ на отход получили два дня назад. Но отойти не можем физически. Полностью окружены. И Объединенные Силы свалили бы с радостью, но тоже не могут – свои расклады. И мы и они – заложники этой бойни.
Напомнило чем-то афганскую юность. Подобное я в своей жизни уже проходил, правда в иной роли… В роли фашика.
* * *
Зарывшись в грязный снег носом, меж дувалами лежит Бродя. Из-под живота, смешавшись с раскисшей кизячной грязью, набежала добрячая лужа. Бушлат на пояснице вздыблен пучком вылезшей белой ваты. Блестки красного внутри придают ей сходство с каким-то цветком – словно прощаясь, распустилась огромная коробочка пурпурно-белого хлопка на спине нашего пулеметчика. Последний букет в жизни, длиной в девятнадцать лет. Через полгода, после Бродиных похорон, умрет не пережившая смерть сына мать. Отец сопьется и, по словам его Витебских земляков, пропадет с концами на очередной, непонятно какой, шабашке.
Нам, правда, сейчас не об убитом пацане надо думать-горевать, а смотреть, как бы самим отсюда ноги унести. Вляпались, нечего сказать – влезли по самое "не балуй". Ведь я же, дурака кусок, жопой чуял, что неспроста этот грёбаный кишлачишко так затих, так прижух еще до нашего появления. Нет! Надо, надо доверять собственной чуйке.
Взводный тоже что-то уловил, но теперь уж точно – не расскажет. Пока жив, но это – последние потуги молодого здорового организма. Пуля, явно пять сорок пять, прошив голову насквозь и нашинковав мозги в форшмак, как-то умудрилась не задеть жизненно важные центры. По любому, не дотянуть мужику до вертушки. Не выжить. Да и смысл – выкарабкиваться?! Чтоб потом всю жизнь в коляске досиживать, прорастать овощем, рвя в клочья материно сердце? Она для этого его тутушкала, растила да в училище отправляла, чтобы любоваться, как он под себя ходит и слюни бульбами пускает? Да, нет уж! пусть лучше героем похоронит. Как икону, на уголок тумбочки – напротив выпускной фотографии, открытую коробочку "Боевого Красного Знамени" поставит пред глазами. Чтоб – всегда… Матушка после него еще лет десять протянет. Правда, почернеет вся, сожмется. Буду ездить к нему домой, потом… раз десять, наверное, навещу старушку. И каждый приезд, словно самого – в могилу опускают.
Третий наш "попандопало" сидит у дальней клуни – судя по обилию катышек овечьего "гамна", овен. Бедро прошито насквозь, кость, как впоследствии выяснится – в труху, нога – соплей болтается. Всю жизнь с третьей группой и инвалидной палочкой не расставаться Хмелику. Родина щедро отоварит героя за вовремя брошенную в окно эфку[151]: боевую медаль даст и однокомнатную квартиру в спальнике Салтовки[152].
Это – потери. Приобретено же за них – негусто: круговая оборона в раскинувшейся в центре кишлака байской усадьбе. Можно возгордиться, что прорвались в середину духовских позиций, но сей факт как-то не особо вдохновляет, потому что теперь воины Аллаха звиздячат нас, что тех проклятых исламом свиней, с трех сторон.
Начиналось все тихо и спокойно. Если бы не гаденькое предчувствие с утра, вообще – не операция, а бодрящая зимняя прогулка за свежей бараниной…
Вышли навстречу колонне. Доползли бронегруппой до точки Артынджилау[153]. Встали. В преддверии скорого возвращения командование решило погонять духов. И правильно решило. Лучше загодя, пока налегке, чем после, когда машины на холке тяжкими путами висят. Выскочили веером батальона в разных направлениях, затем спешились и пошли – один кишлак за другим. Особо на уши не ставили, правда, но страху нагнали, как положено, пока в очередном, насквозь провонявшимся прокисшим айраном и дымом сушеного с соломой помета, безымянном кишлачишке нас не встретили…
Подразделение своими взводами вошло в селение с двух параллельных направлений. Первый взвод, прикрывая, сидел на хребте сверху. Кизячной лепешкой, прилепившийся к подъему хребта, кишлак напоминал сверху скорее отпечатанный в заснеженной грязи протектор, нежели место жизни людей.
Ротный, шедший левее вместе со вторым взводом, успел проскочить до мечети, когда дозорный Бродя вышиб ногой эту злополучную калитку. Из окна в глубине двора оглушительно рыгнуло оранжево-желтым и, размашисто отшвырнув тяжелый ПК, наш пулеметчик, крутанувшись в воздухе, грузно рухнул лицом в снег. Время, словно замерев на неуловимое мгновение, позволило мне краем глаза заметить ныряющий назад в темноту проема, нос тупорылого бура[154].
С верхних окон полутораэтажного дома ударило несколько "калашей". Взводный успел кинуть нас в боковой проход и опрокинулся на спину с дырой у среза волос. Если бы не граната Валерки Хмелько, то и остальные двенадцать бойцов третьего мотострелкового с хрустом бы вытянулись в замысловатых позах, встряв окостенелыми, восковыми лицами в смешанный с кровью снег Бадахшана.
Не думаю, что духи, заблаговременно подготовив засаду, целенаправленно ждали прихода шурави. С восемьдесят третьего массированными БШУ артиллерии и авиации мы отучили правоверных упираться в собственных поселках. Если бы они действительно нас ждали, то никогда уж не вспоминать мне то Артынджилавское рубилово. Скорее всего, они просто не успели уйти, а когда заметили нашу броню – было поздно: первый взвод, оседлав возвышенности периметра, блокировал пути отступления.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
