— Я с тобой! — Мне кажется, она и в самом деле собирается искать Оуэна. Целую Брэдфорда в щеку: — Мы скоро вернемся.
Естественно, в холле Кейт сразу же замечает своего возлюбленного. Он занят все тем же: кричит в телефон. Она решительным шагом подходит к нему и хлопает по плечу, но он отмахивается от нее, не замолкая ни на секунду. Моя подруга стоит перед ним — и эта минута тянется вечно. Такое бывает. Особенно когда тебя игнорируют.
— Ты собираешься возвращаться? — наконец спрашивает Кейт.
Оуэн отнимает телефон ото рта.
— Нет, — говорит он, — извини, детка. Я еще не закончил. И на вечер у меня серьезные планы. Меня не будет дома.
Кейт разворачивается и идет ко мне.
— Послушай, я, пожалуй, поеду, — говорит она. — А вы с Брэдфордом оставайтесь и развлекайтесь.
И не успеваю я возразить, как она быстро пересекла холл и любезно улыбается швейцару, который толкает перед ней вращающуюся дверь. Я выбегаю на улицу, чтобы поговорить с ней, но Кейт уже садится в такси. Медленно возвращаюсь назад и понимаю, что Оуэн все видел, но даже не потрудился что-то предпринять. Вздыхаю и решаю остаток вечера провести с пользой. Брэдфорд ждет меня за столиком, а с Оуэном ничего не поделать. Он придурок, но, к сожалению, пока еще любимый придурок Кейт.
На следующий день, ни свет ни заря, я получаю приглашение на вручение премии «Эмми» за дневные телепрограммы. Мне звонит сам Регис Филбин. Я не могу поверить, что это действительно он, и прошу его произнести: «Это ваш окончательный ответ?» Да, ошибки быть не может. Это тот самый голос, который я слышу утром по телевизору, и тот самый человек, с чьей помощью люди по вечерам становятся миллионерами.
Обворожительный и очаровательный Регис сообщает мне, что будет вести церемонию и что у него есть для меня потрясающие новости. «Послеобеденные сладости» появились в эфире слишком поздно, чтобы быть в номинации, но нас с Керком приглашают участвовать в прямой телетрансляции.
— Мы никак не можем без вас обойтись, — вкрадчиво произносит он. — Две самые яркие телезвезды дневного эфира обязательно должны появиться на сцене.
На секунду я теряю дар речи. Неужели это он о нас?
— Мы с Керком — самые яркие звезды дневного эфира? — спрашиваю я, чуть не взвизгнув от восторга.
— Не совсем. Я и Келли. Но несколько человек в последний момент отказались участвовать, и нашим продюсерам пришлось обзвонить всех остальных, кто был в списке. Шоу через два дня. Вы сможете нам помочь?
— Но мне нечего надеть!
— С этим как раз проблем не будет, — говорит Регис, — у нашего стилиста целая гора платьев четвертого размера.
— Отлично, может быть, мне позволят надеть сразу два.
Регис хохочет:
— Мы обо всем позаботимся. Просто скажите «да»!
— Да! Да! — говорю я с чуть большим энтузиазмом, чем следовало бы. Может быть, мне стоит попробовать себя в рекламе шампуня «Хербал эссенс»?
— Репетиция завтра в два. Ждем вас у служебного входа в «Рэдио-сити мюзик-холл».
Закончив разговор с Регисом, я тут же звоню Керку, чтобы сообщить ему радостную новость. Почти сразу же у него на другой линии раздается звонок. Керк переводит меня в режим ожидания и через полминуты с восторгом сообщает мне:
— Я не могу сейчас говорить. Регис Филбин ждет! Ты знаешь, что на церемонии вручения премии «Эмми» за дневные телепрограммы обязательно должны присутствовать две самые яркие звезды дневного эфира?
Я решаю не вмешиваться — пусть сам узнает, что Регис говорит не о нас.
На следующий день я приезжаю на репетицию, и молодой ассистент тут же провожает меня к вечно озорному Регису. Для человека, который, вероятно, родился еще до принятия Конституции, он выглядит просто потрясающе. Если в таком возрасте он продолжает работать на телевидении, значит, ему сделали не одну пластическую операцию. Кейт посоветовала мне посмотреть, нет ли у Региса за ушами шрамов, и, когда мы жмем друг другу руки, я сильно вытягиваю шею, стараясь получше разглядеть его. Но в результате лишь растягиваю мышцы.
Затем меня хватает другой продюсер, симпатичный парень по имени Билл, и следующие несколько часов пролетают в вихре примерок, чтении сценария и постоянных ляпах. Стоит мне выйти на огромную сцену, я тут же теряюсь и не могу нормально произнести фразу: «Наши следующие номинанты — самые остроумные и коварные женщины на свете!» Я постоянно, сама того не желая, говорю «на суэте», как Барбара Уолтере. Я понимаю, вся ее карьера выстроена на этом маленьком дефекте речи, но ведь молния почти никогда не бьет в одно и то же место.
Билл начинает хохотать каждый раз, когда я ошибаюсь, но не собирается менять текст.
— Это самое смешное во всей церемонии! — говорит он мне.
Керк — он примчался сюда сразу со съемок сериала — предлагает выход:
— Хочешь, я скажу эти слова вместо тебя?
— Ни в коем случае, — вмешивается Билл, — придумай свою шутку!
Со сцены я разглядываю «зрителей» — это крупные фотографии звезд рядом с креслами, где будут сидеть настоящие актеры и актрисы. Вполне разумно. Если не считать Керка, большинство звезд сериалов, те, кого я встречала в жизни, выглядят достаточно однообразно. Фотографии сейчас расставлены таким образом, что операторы будут знать, где искать номинантов, когда назовут их имена. Жаль, что картонные портреты скоро уберут. Ведь они не смогут, как люди, забиться в «звездном» припадке при объявлении победителей.
Следующим вечером, перед началом шоу, я стою в гримерной и мучаюсь тем, что у меня нет фотографии, которую можно было бы отправить на сцену вместо меня. Я боюсь, что буду чувствовать себя неловко, и уже сейчас понимаю, что мне ужасно неудобно в моем наряде. К стилисту у меня была лишь одна просьба — подобрать платье, с которым я могла бы надеть свой жемчуг. И сейчас я жалею о том, что не оговорила заранее детали. Я и представить себе не могла, что одежда может весить больше, чем я. Я в восторге оттого, что каждую бисерину пришивали к платью вручную, но оно настолько тугое и жесткое, что я не могу даже присесть. С волосами тоже история — они не просто зачесаны наверх, а обернуты вокруг проволочного каркаса. Я пыталась протестовать, но парикмахер заверил меня, что я буду выглядеть как настоящая звезда. Только он не уточнил, что под звездой имеет в виду Мардж Симпсон.
За кулисами появляется Кейт. Ей не требуется никаких особых усилий, чтобы выглядеть шикарно: на ней очень легкий светлый шифоновый костюм от Армани, волосы забраны в обычный пучок.
— Ты великолепно выглядишь, — говорит она мне.
— Я?
— Шикарно, ярко! И платье отличное. Вот только волосы… — В течение двух минут Кейт, не торопясь, вынимает из моей прически, над которой два часа колдовал парикмахер, все заколки и шпильки. Взбивает мне локоны — они теперь свободно падают — и аккуратно опускает на лоб несколько завитков. — Так лучше?
