Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
— Трус, — коротко пожал плечами Демин, потом посмотрел на Леонидова: — У вас есть диктофон?
— Зачем?
— Я не собираюсь делать никакого признания.
— Да бросьте. Нет у меня ничего. Карманы вывернуть? — Леонидов демонстративно снял пиджак. — Я не агент чей-нибудь и не завербованный сотрудник каких-нибудь органов, на хрена я им нужен. Мне просто кое-что от вас надо, поэтому я и говорю, что вы перестарались, Максим Николаевич. С позой перестарались, зачем было его так старательно раскладывать по сценарию? Ну упал и упал. Как все было? Даже сам могу дословно предположить: Клишин все сидел со своим стаканом, потом вдруг подошел к раковине и начал вино лить туда, а не себе в рот. И тут вы не выдержали и вошли, а он с этим стаканом замер, как пойманный вор, а потом стал скулить.
Клишин, наверное, обрадовался, что сразу может все объяснить, не дожидаясь следующего дня, потом заметался, начал говорить, что не может, что это так страшно, да и повода-то особого нет, чтобы травиться. Он же был так красив, ваш покойный друг, и вы смотрели на его лицо, на тело, его руки, и вам все больше хотелось его убить. Так?
— Я ему только помог.
— Ну да. Хороша помощь. Вы наверняка так и сказали, что приехали помочь, отговорить, что давно против этой дурацкой затеи и специально тянули до конца, чтобы дать почувствовать, что он не сможет. Смерть надо непременно подержать во рту, как таблетку, чтобы понять, что это так просто — проглотить, но окончательно и без билета в обратный конец. А Клишин сидел и дрожал на своем табурете, потому что до сих пор в стакане еще оставалось это чертово вино и смерть была так близка, эта мысль его парализовала. Он сидел, а вы отошли к буфету, взяли два чистых стакана, налили в них вина, в один бросили яд из своей ампулы и предложили Паше выпить, чтобы, мол, успокоить нервишки. Он стакан взял наверняка с благодарностью, потому что его затрясло после всех ваших слов, а свой на стол поставил. Вы его лицо видели после того, как Павел выпил вино, или отвернулись?
Вот тут Демин слегка просел, он посерел и прикрыл лоб рукой:
— Глаза… Никто не знает про его глаза… Какие они были пронзительно-синие… А? При мне никто раньше не умирал, это нечто странное… — Он оторвал от лица ладонь и посмотрел на Леонидова: — У вас на самом деле нет диктофона?
— Не хотите признаваться? Это же было так просто: вы подождали, пока он перестанет дергаться, потом разложили в той позе, что Клишин так образно описал, и потому, что вы человек очень чистоплотный и любящий во всем порядок, прошли к раковине и тщательно вымыли стаканы. Те стаканы, что достали из буфета сами, а потом так же аккуратно пристроили их на место. У меня жена очень любит пользоваться этим импортным моющим средством, не помню, как называется, но у него запах такой устойчивый и знакомый. Мне сразу показалось, что он есть, когда я заглянул в буфет, где стояла чистая посуда. Отпечатки вы, конечно, вытерли, но запах остался, он очень въедливый.
— Вы же не милиционер, как там оказались, на даче? — Демин все-таки слегка испугался.
— В понятые напросился. Клишин умер, и уже потом вы поняли, что это удача, что можно хорошо заработать на романе, взять дачу за долги Веры Валентиновны и жениться на Наде. И вы не стали вмешиваться в тот сценарий, что Павел Андреевич приготовил, решили просто подождать, чтобы было побольше материала. Вы сами пишете, Максим Николаевич?
— Все пишут.
— Правильно. Скорее всего, хотите написать вторую часть к роману и отхватить пучок лаврушки с венка безвременно ушедшего таланта. А Гончаров был не так уж и не прав, когда говорил про Моцарта и Сальери. Дачу вы продавать не станете, вернее, не собирались до сих пор, хотели попробовать этого затворничества, жизни в лесу, наедине со своими мыслями и с тенью друга. Только он к вам не явится, и не забудьте, что я все-таки сосед, видеться придется каждый день, даже не вступая в диалоги. Как вам?
— Я продам эту дачу. — Демин говорил так же ровно, смотрел старательно и думал что-то свое.
— Правильно. Взаимно хочу, чтобы мы больше не встречались. А ведь вам представился потом еще один случай, Максим Николаевич. Вы убили и Аллу Гончарову, она устроила истерику, когда в кармашке сумочки нашлась та ампула, которую подложил Клишин. Свою вы, конечно, сразу же уничтожили, не на месте преступления, а где-нибудь в лесочке: бульк, и конец всем уликам. Могли бы сказать даме, что у нее в сумочке, у вас же была полная версия романа. Но вы решили внести в постановку изменения, Алла психовала, к тому же это она доставала яд и, скорее всего, была в курсе ваших планов, и на Наде жениться вы не могли, и хорошее приданое невесте не помешало бы, дядя ее давно на ладан дышал. У Аллы в сумочке были лекарства, гастритом маялась, вы рассыпанные таблетки усекли, когда разговаривали с ней в ресторане, куда приехали, скорее всего, не на своей машине, Надя вашу машину не видела. Наверное, дама отошла подкрасить губки, у них это часто бывает, подложить ей в стакан снотворное не составило труда. Вы обещали дело уладить, отнести в прокуратуру весь роман, убедить следствие в Пашином самоубийстве и посадили с нежным поцелуем Аллу Константиновну в белый «форд», где она и заснула последний раз в жизни.
— Вот здесь вообще ничего нет. Это ваши догадки, не больше.
— Ну да. Конечно, официантка и обслуживающий персонал вас вряд ли вспомнят, сколько времени прошло, но любая версия имеет право на существование, мне моя очень даже нравится. И Гончарову снотворное вы подбросили очень умно, все подумали именно то, что должны были подумать. Как просто,
оказывается, пользоваться стереотипами. А зачем вы бедного профессора в гроб свели? Надо было ему рассказывать гадости про жену или чем там вы его довели до второго инфаркта?
— Это вообще не доказуемо.
— Не сомневаюсь. Сколько сердечников отправляется на тот свет из-за своих доброжелательных родственничков или верных друзей, никто же не считает их преступниками. Наш общественный транспорт тоже, кстати, может до такого же приступа довести, или масса государственных учреждений, или просто начальник, ни за что выставивший за дверь. За такое не судят, но это самый распространенный вид убийства и самый безнаказанный.
— И что вы хотите от меня? Признания? Я не дурак. Просто обстоятельства сложились в мою пользу, и никакого моего умысла здесь нет. Паша сам хотел чего-то необыкновенного, что бы из него стало через несколько лет? Все было правильно, у меня теперь будет нормальная жизнь, жена, семья, дети и никаких друзей, которым надо завидовать.
— Ошибаетесь, у вас больше нет будущего, Максим Николаевич, — усмехнулся Леонидов.
— Будущего? А у кого оно есть? Вернее, у нас одно общее будущее, у всех без исключения: деревянный ящик и два метра в длину, один в ширину. Другого не бывает, не придумали еще. — Демин был пессимистом, несмотря на свой костюм, офис и джип, а может, именно из-за них…
Во всяком случае, Алексей его понял и разозлился:
— Правильно. Только есть разные пути, как до этого общего будущего добраться. Можно просто спокойно посидеть и подождать, а можно скоротать ожидание разного рода контактами с себе подобными особями: устроить какую-нибудь пакость, жениться, развестись, написать книгу, поиграть на рояле или человека убить. И в этом выборе и есть наша воля, потому что, как верно написал ваш покойный друг, человек не выбирает ни место, ни время рождения, ни родителей своих. Короче, разве можно найти смысл в жизни, если она происходит из стольких случайностей? На этом и посыпался ваш писатель. А человек существует для того же, что и любой цветок: или чтобы его сорвали и насладились кратковременной красотой и ароматом, или чтобы отцвести и дать семена, которые снова упадут в землю. А Надя за вас замуж не выйдет, — оборвав свою философскую тираду, добавил Алексей.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
